ласточка летних оттенков берлинской лазури
плавно скользит, утопая в бескрайности неба,
кончиком клюва на холст изначальной натуры
линии нижет, как руны просроченной Эдды –
линии жизни и смерти, но чаще иного,
неуловимо, но всё же превыше предела -
словом, того, что не слышало первого Слова
и не увидит последнего доброго дела…
крыльями пенится, небо взбивая ночное
в белый зефир облаков из безоблачной мысли,
ласточка цвета лазури и величиною
в атом плутония… путаясь в атомных числах,
судьбах и лицах, истёртых на зеркале взгляда,
ласточка пенится в небе нелепой нирваны -
и затихает на песенке Дантова ада
ангельским бредом по нити Оккама катаны…
будят опять… но не будет, не будет ответа –
только полёт, даже если закрылки простыли,
или опять неумелый фотограф Завета
буквы оплавит в прологе от яви до были…
в крыльях – лазурь искромётных оттенков; а если
в новом Берлине иссякнет вещественность сини -
ласточка в пене всевышней рассеется к цели,
облик теряя в оборванных снов паутине…