…шёл по улице. По обычной городской улице, с фантиками, бутылками, низенькой полуоблезшей оградкой из чугуна, которая «украшала» тротуар у сквера. Старые недоспиленные деревья ловили ветер ещё зелёными лапами крон. Опьянённый мягким осенним светом, разглядывал в стёклах домов громыхающие отражения трамваев, скользящие по отражениям волнящихся проводов. Раскинув руки, пытался поймать поток воздуха, способный поднять вверх… или, хотя бы, не дать упасть на замусоренный асфальт. Кто мог понять это? – Не сетовал, просто шёл, один, наслаждаясь мгновениями осени, вбирая каждое… с его лучами, мелькающими на лице тенью листвы, с прожжённым запахом моторов, сдуваемых шумов недовольных деревьев, помнящих ещё упряжки коней. Шёл, не вглядываясь в лица, опечатанные заботами буднего дня, лица людей, недовольных проказами шалуна-ветра, тёплого, может быть, последний раз в этом году. Шёл, полный горечи утрат и надежд обрести, полный разочарования в себе и восхищения от сотворённого кем-то мира, или наоборот, разочарованный миром, но собой – вполне довольный… Не разбирался – просто шёл… Наслаждаясь бездумностью момента, полнотой ощущений уходящего, но такого ласкового, красотой этого никем больше не замеченного, никем не обкраденного в попытках запечатлеть…
Смотрел на чаек. Единственная, пожалуй, птица, которую человек не ест. Ну, ещё колибри всякие, но – они не кричат так, пронзая душу, унося её за собой вверх… Куда не смог поднять снисходительно усмехающийся ветер… Там, с ними… Там…
– Скажите, как он себя чувствует? – спросил я, запахивая плеснувшую вслед ветру куртку. Волосы хлестнули по щеке, почти оцарапав её. Человек на тротуаре лежал, глядя в небо, слушая, слушая… слу-у-уш-ш-ш-шая… А ветер играл с его светлыми волосами, лепил из них апокалиптичные фигуры, завораживающие своим непрекращающимся танцем…
– Что ж. Полагаю. Он счастлив, – бодренько отозвался доктор, отрывисто кидая сухие слова, и шевельнул рукой в сторону улыбки на лице лежащего мужчины. Еле заметная, она пыталась скрыться, но тем не менее не заметить её было невозможно. Обладатель же её был полон безразличия к санитарам, подхватывавшим его под мышки, утаскивающим его в машину «Скорой помощи». – У него – свой мир. В котором ему светло. Тепло. И так далее… Субъективное счастье. Так что можете считать. Что он в порядке. Спасибо за звонок… Знаете, сейчас не каждый даже остановится. А вы – позвонили…
Врач повернулся было идти, но почему-то приостановился… Я слегка растерялся:
– Да… да… Но… В порядке?..
– Да-да, в порядке… – бросил он, как бы уже не замечая меня, и, будто нечаянно, передразнив. И добавил тихо и уже совсем отстранённо:
– А вот этот тополь совсем не там… совсем…
– Что вы им… – начал было я задавать банальный вопрос, но оторопел, уставившись на то, что, в общем-то, каждый день не увидишь… Дерево, намертво вросшее в землю, и, очевидно, не так уж недавно вросшее, двигалось. Точнее, оно стояло, но каким-то образом перемещалось под взглядом человека в белом халате… Ветер?.. Где ты?..
Переползавшее на другое место дерево, наконец, замерло. Ветер снова плеснул в лицо крылом птицы-невидимки.
– К-как?.. – поперхнувшись буквой в начале слова, попытался спросить я …
Доктор обернулся.
– Знаете, чем отличается психолог от обычного человека?
Принимая моё ошеломлённое молчание за предложение продолжить мысль, он так и сделал:
– Психолог понимает, что с ним происходит, но поделать с этим всё равно ничего не может!..
Он помолчал, видимо, ожидая эффекта от избитой шутки… Я продолжал молча таращиться.
– Ну, да, ну, да… – с лёгкой иронией, и даже печалью, произнёс «доктор».
Я уставился на него. Я довольно долго смотрел на него. Я смотрел на него целую вечность…
Наконец, ему надоело ждать моей реакции, и он повернулся, чтобы присоединиться к санитарам, севшим в машину…
– А-а?… Я, тогда, к-кто?.. – по-прежнему заикаясь, прохрипел я ему в спину…
– Ну, вы же неглупый молодой человек, подумайте… – на ходу бросил он и, вскинув руку, добавил, – придумайте что-нибудь… в крайнем случае…
06.10.2004