* * *
Поэты, больше двух собравшись вкупе,
Блистают, как жиринки в постном супе,
Что Аполлон без прихотей сварил.
Хоть каждый рифмой, как пчелой, ужален,
Но далеко не каждого Державин
Однажды, в гроб сходя, благословил.
И я был тоже рифмами укушен.
Со мной когда-то начинавший Кушнер
Уже давно и метр, и корифей.
А я все так же тычусь бестолково:
То брошу всё, то начинаю снова –
Ни эпосов тебе, ни эпопей.
Тот год был на поэтов урожаен,
Когда и к нам пришел старик Державин
И взгромоздился в кресло, засопев.
Он, задремав, воспринимал едва ли,
Как мы ему свои стихи читали,
Кто как умел, а чаще – нараспев.
А в зале было нестерпимо душно.
Похрапывал порою равнодушно
Достоинства исполненный старик.
Вдруг, из кармана вытащив газету,
Велел подать немедленно карету
И на ходу спросил: «Где тут нужник?»
Ушел, оставив нас в недоуменье:
Никто не получил благословенья,
И что могло бы это означать?
Оставив царскосельские хоромы,
Ушел старик, не подписав дипломы
И к подписи не приложив печать.
Теперь к нам не проявят интереса
Блистательные метры и метрессы,
Что составляют наш ареопаг!
И пусть к ним даже явится сам Кушнер,
Они решат, поморщившись: «Не Пушкин…»
А я, увы, отнюдь не Пастернак…