Ночь. Паганини. Теплая зима.
Политика. Европа. Кутерьма.
За завтраком три чашки с черным кофе.
Хрипит старик: "Prepare me a coffin" -
седой сентиментальный идиот
под окнами играет на шарманке.
Искатель злата - прародитель янки
к отплытию готовит новый флот.
Но Новый Свет открыт уже давно,
уже текут Клондайк и Эльдорадо.
И первое парижское кино
уже зажглось, а много ли вам надо...
Изгой судьбы смеется над судьбой,
шепча на все лады: "Изгой. Изгой",
мол нет пророка в древнем королевстве
кривых зеркал. И, получив в наследство
от бога - необузданный талант,
от матери - старинный фолиант
на языке непонятых им предков,
оцененный, однако же, как редкость
среди библиофилов при дворе
трех королей. Погода в январе
немного разгулялась. Стало проще.
А из России мрачный Бонапарт
в отсутствие провизии и карт
едва ль не брюхом полз по бездорожью.
За ним ползла чума, как пилигрим,
стирая лица, будто легкий дым
сгоняя с черепов. В Palace de Cartuer
играет новый гений. Рядом в карты
играет фешенебельный Париж.
не очаруешь, брат, не покоришь,
кому нужны такие представленья,
когда второго светопреставленья
уже недолго остается ждать.
В Америке родился новый штат,
в России новый гений,а в Европе
по-прежему чума. В palac'е ропот:
"Смотрите, это черт... Он знаменит
настолько же, наколько безобразен..."
Не пожелавши струны заменить,
и вызвав тем любовь в bon mond'e праздном,
играет Паганини свой концерт,
бросая взгляды в зал, как сквозь прицел
бросал свой взгляд несчастный Харви Освальд...
Покорены Неаполь, Вена, Осло,
Свет Старый не однажды покорен
не Бонопартом и не королем.
Куда глядят полиция и папа -
его б со скрипкой выставить на паперть,
чем занимать и залы и умы.
Но злые псы охотника-чумы
уже полгода стелятся по следу.
И вот настигли. Спи, маэстро, ночь...
Твой черный кофе растворился в скрипке...
Наоборот... Неважно. Все - улыбка
чумы. И пальцы в The Museum of Roche.
ноябрь, грусть-тоска и мелкий дождь.