В отлученье будни постны,
на душе нехорошо.
У рассерженной Татьяны
нервно дёргается бровь.
Здесь любовь к тебе – как после-
операционный шов:
также ноет, также тянет,
также давит на ребро.
Очень жаль, что добродетель
не растёт как алыча,
под изнеженною плотью
нет биения внутри.
А кругом – чужие дети
тычут пальцами, кричат.
«Мамочка! У этой тёти
сердце выдрано – смотри!»
Вдалеке от хищной травли
сладко спит мой светлый сын,
мой вихрастый тёплый мальчик,
сероглазый херувим.
Я тебе его оставлю,
всё поставив на весы –
ты родил его, и значит,
он останется твоим.
«С ней теперь как со скотиной –
драть три шкуры, гнать взашей!» –
причитал усталый ангел
на ссутуленном плече.
Отыщи сердечко, дивный,
да обратно мне пришей.
Я люблю тебя, Онегин,
жаль, не знаю, чем.