Ох, довела до бела ты меня, стервозина —
Жизнь не мила! Не мила, значит — в озеро;
Знать пора, пора мне, стерва, топиться.
Я топиться — водица резвится, искрится.
А в воде — не в беде,
Там призывный плеск, глаз русалок блеск;
А тобой сыт по гроб я!
Уж лучше на теле пиявки-клепсины,
Чем взгляд исподлобья
крысиный
Твой;
Да тёщин поганый язык —
Ой, не привык я к нему, не привык
К этой падали самовлюблённой,
Злой.
Вот утоплюсь — будут вздохи, стоны,
Стерв рыданье и детский плач.
В первозданье мой путь, палач.
Крышка гроба — сосна, кумач.
Грешны оба, глаза не прячь,
Стерва, раз ты меня довела!
Нервы раскалены до бела:
Мне — слёз решето одно, а сама ты — с улыбкой.
Нет, всё, решено — на дно, к сомам и улиткам!
Берега — ряска, хвощ да уруть.
Содрогание: ил да муть,
Взвесь. Рыгание. Просто жуть!
Спесь. Страданье. В обратный путь!
В крик девИцы: «Голышом, окаянный!»
Коль топиться, так в большом океяне!
Ил бы мне смыть — да и в путь, где-нибудь на крюке удавиться!
Или остыть, отдохнуть да забыться — напиться, смириться,
Да простить двух цепных собак?
Значит — пить! Решено, — в кабак!
Я поддатый, стою непрямо
В первый раз. Мне будет сейчас по самое...
Я податлив, а вы упрямы,
Стервы, заразы — ты и стервина мама.
Завсегда беспощаден и твёрд,
Меня ждёт двуединый чёрт
Дома.