История одного дебоша

Сергей Орловский
Место действия – СПб (РФ). Время действия – 2003 год.

Я, полностью невменяемый, вылетел из парадной, как метеор, даже не сменив домашние тапки на ботинки. Стояла теплая июльская ночь.
- Я должен кому-то отомстить!
Стучалось в затуманенном алкоголем мозге.
Со скамейки на меня глядел какой-то подвыпивший мужик: ни-то бомж, ни-то просто местный пьяница. Взору его, преувеличенному выпитой водкой, предстало поистине внушительное зрелище: парень, одетый в джинсы, футболку и домашние тапки, сжимает в правой руке самурайский меч, а левой вытирает кровь с носа и губ, оглядывая окрестности диким взглядом мутных пьяных глаз. Мужик явно решил, что у него началась белая горячка. Неверно – алкогольный психоз у меня. В руке пьяный мужик держал, как ни странно цветок, а рядом, на скамейке, стояла недопитая бутылка дешевой водки. Вся пацифистская наружность мужика с цветочком в руке, резко контрастировала с моими воинственными намерениями. Более на улице никого не было. Освещаемый светом полной луны, я что-то выкрикнул и лихим ударом меча уничтожил недопитую бутылку, стоявшую на скамейке. Мужик что-то умоляюще запричитал, но с места не сдвинулся. Не знаю, о чем он думал. Я, например, не думал вообще: в результате чрезмерного употребления выпивки незадолго до этого, мой разум полностью отключился, и мысли заменились эмоциями, чувствами и инстинктами. Последней мыслью, которую я помнил, был «отомстить хоть кому-то». И на этой мысли теперь сконцентрировалось все мое существо.
Осознав, что мужику мстить не интересно, ибо в нем напрочь отсутствует желание сражаться, я лихо взмахнул мечом и помчался по улице быстрыми шагами, держа клинок в позиции готовности к бою. По асфальту громко ступали тапки, с неба светила полная луна. Было около двух часов ночи.
Без всяких мыслей, с жаждой мести хоть кому-нибудь, я добрался до дома своей знакомой, с которой часто выпивал, благо она жила неподалеку. Когда в ответ на мое нечленораздельное мычание в переговорное устройство мне открыли дверь подъезда, я вбежал внутрь, высморкался кровью на пол, резво взмахнул в воздухе мечом и помчался в квартиру собутыльницы. Отчетливо помню лицо консьержки, взглянувшей на меня расширившимися глазами и немедленно спрятавшейся куда-то в своей будке. Подруга накормила меня жареными грибами с картошкой и попыталась узнать, почему у меня разбито лицо, в руке меч, на ногах тапки и вообще, какого черта я заявился к ней в третьем часу ночи. Тогда я впервые понял, почему пьяный зачастую помнит, что он делал, но совершенно не помнит, что говорил. Дело в том, что в иных состояниях даже сам человек не в состоянии уразуметь смысла издаваемых им отдельных звуков. Пьяный отлично помнит, что он говорил, однако он просто не понимает смысла своей речи, поэтому не может ее повторить потом даже для самого себя. Как бы то ни было, осознав, что добиться от меня осмысленной речи невозможно, подруга угостила меня какой-то настойкой и отпустила с миром. Мстить подруге почему-то не хотелось и я со спокойной совестью покинул ее обитель. Издав вопль сытой гориллы, я вновь промчался мимо перепуганной консьержки и с новыми силами устремился на дальнейшие поиски ратной славы.
Искать мне долго не пришлось: рядом с моим собственном домом в свете уличного фонаря мирно беседовали трое моих бывших одноклассников. Я сумел каким-то непостижимым образом узнать их еще издалека. Затем вернулась главная (и единственная) мысль той ночи – «мстить!». В бытность мою школьником надо мною с завидным упорством, достойным лучшего применения, издевался почти весь класс, а мне так и не случилось воздать обидчикам по заслугам… Хотя «золотые» школьные годы минули много лет назад, а эти трое вообще никогда не проявляли ко мне особой враждебности, в тот момент они показались мне идеальной целью моих поисков злого врага, которому надо отомстить.
Не знаю, право, что подумала эта троица, когда из полумрака на них с воинственным воплем бросился их тихий, затюканный бывший одноклассник, брызжа слюной, и размахивая самурайским мечом, сверкающем в лунном свете. Подозреваю, что они даже не сразу меня узнали – поведение было слишком уж не в моем обычном стиле. Не знаю я также, что подумали мои родители, по счастью, видевшие из окна эту блистательную атаку «последнего самурая» города Санкт-Петербурга. Зато я точно знаю, что они делали: бывшие одноклассники, с поразительно ловкостью увернувшись от рубящих ударов, повалили меня на землю, обезоружили и, вроде как, даже собирались немного попинать, а родители, вылетев из дома, немедленно остановили все это шоу. Те же одноклассники подняли меня на ноги, не без некоторых сомнений вернули меч, а родители дали несколько оплеух и загнали домой бравого воина, бормочущего что-то о проигранной битве и харакири. Видимо, я сильно вжился в роль. Уйти из жизни, как подобает воину, помешало то обстоятельство, что я вырубился как свинья, решив отложить вспарывание брюха до утра. Утром мне хотелось что бы минувшая ночь оказалась дурным сном, через несколько дней стало уже смешно. А ныне я понимаю, что это все одновременно грустно, смешно и страшно.
Какова мораль этой истории? О, она самая обычная: одна немотивированная агрессия немедленно порождает другую. Но если этот вывод покажется недостаточным для такого рассказа, то могу добавить, что позже среди осуждающих, порицающих и хихикающих за моей спиной нашлись даже люди, которые сказали, что мое поведение заставило их начать меня уважать, ибо я проявил храбрость напав на троих в одиночку. Они такого не ожидали от меня. Вот так-то! Даже дебош нашлось кому прославить, вот только факт сильнейшего и страшного нервного срыва на почве пьянства, в которое толкали меня жизненные неурядицы, начавшиеся чуть ли не с детства, остался незамеченным для всех и совершенно никого не заинтересовал.