— Дальше — ни шагу! — раздался слева прерывистый от сдерживаемого гнева голос. Это Левий Матвей стоял лицом к Всадникам Ночи, раскинув руки, словно прижавшись спиною к невидимой стеклянной стене.
Мастер спрыгнул с ладьи, подал руку Маргарите, и они подошли и остановились у незримой черты, рядом со свитою Воланда.
— Не трясись, старый выхолощенный схоласт! — насмешливо процедил Черный Герольд (и не было в этом высоком голосе шутовских интонаций нахального Кота — холод и изящество шпаги, покалывающей плечо простолюдина!) — Ты же знаешь, кто перед тобою. Он — помнят о них
— что же ты?..
— Мы хотим увидеть Землю, — сказал Мастер Левию.
— Что хотите увидать вы, зрячие слепцы, не живые и не мертвые, не холодные и не горячие? Что хочешь увидеть ты — якобы мужчина, и ты — якобы женщина? — Левий смотрел под ноги Мастеру, словно выискивал место: куда плюнуть!
Имеющий уши да услышит: легче верблюду пролезть в игольное ушко, нежели послушникуТьмы войти в царство Света!
- Что ты городишь, рыцарь чужого ножа? Через час пробьет Время Тьмы, и ты, плешивый верблюд, сочтешь и игольное ушко достойным укрытием во спасение свое! - зазвенел голос Черного Герольда, и конь под ним заплясал нетерпеливо, и свита Воланда длинными закатными тенями нависла над малыми тремя фигурками, и смех сатанинский загрохотал.
— Имеющий сердце да откроет его...— тихо произнесла Маргарита. — Но почему же нельзя хоть одним глазком на белый свет... хоть разок — не через желтый глаз электрической ночи?.. даждь нам днесь.. .— неслышно прошелестели ее слова, словно тяжелые капли упали на пыльную дорогу, Левий, не веря ушам своим, вскинул на нее испепеляющие очи!
Но и святое пламя тонет в глазах женщины? так или иначе? — но он трижды осенил себя крестом и отступил, и словно рассек хлебным ножом крест-накрест пустоту перед собою: "Иди! смотри! если увидишь.. .
Крылья демона сблизились, словно сложились в туманно-серый параболоид, где по черному краю шмыгали знакомые темные личности — вот и домработница Наташа проскакала на своей свинячьей тройке — но Мастер и Маргарита ее не заметили, так как напряженно всматривались в клубящееся и барахтающееся во глубине туманной ленты: вот, словно на проявляющейся фотобумаге всплыл силуэт восьмилапого дракона — и по мере проявления — стало видно, что это в шею огромного ящера-диплодка впился саблезубый тиранозавр, и сам гибнет под тяжестью рухнувшей на него безвольной туши; а вот неандерталец колотит каменным топором по черепу надвигающейся на него крупной полуобезьяны — и вот — смутные тени, смугные тени... Тень Каин рвет волоса и посылает главу пеплом над трупом Авеля, и с плачем вытаскивает свой нож из груди брата, и аккуратно заворачивает в платочек нужную в хозяйстве вещь, - живым - живое. Незаметно для себя Мастер и Маргарита, словно на нитях в руках Левия Матвея, опускались все ниже, ближе к потоку. Стало слышно отдельные слова даже обрывки фраз.
Сухощавый индус в зеленой чалме говорил молодому человеку с пожелтевшим от лихорадки лицом: «.. возможно, тогда вы не вошли бы в историю Искандером Великим Двурогим, но, кто ведает? — вошли бы в число безвестных посетителей Шамбалы?..»
Лукавый китаец поучал круглолицего монгола: - «Тот, кто способен убить человека не
моргнув глазом, может в Оно Мгновение стать Буддой. Он знает и действует в одно и то же время, прячется, как будто стоит на виду, для него каждое событие — высшая истина..»
Маргарита зажала уши руками, но, вспомнив, очевидно о третьем за спиной, снова вцепилась побелевшими пальцами в плечо Мастера, и, не моргая, вглядывалась в кровавые лужи цирков Нерона, в костры православных и еретиков и колы с вопящими правоверными и детьми Магомета, бледные серо-зеленые лики узников гнилых ям и каменных мешков, в толпы колющих-режущих-насилующих-грабящих. А на горизонте вырисовывались, медленно приближаясь, геометрически красивые параллелепипеды, украшенные коллонадой дымящихся труб, и жирный дым клубился зеркальным отображением Реки Забвения, и было понятно, почему плотный поток входит туда (поток людей? — Маргарите даже почудилось — шаркают, вытираются о половичок, тысячи ног!) — а оттуда не выходит никто и ничто, только дым. И в одном из окон Маргарита заметила человека с вдохновенным лицом Сальери (в белом халате), который играл на клавиатуре пульта управления этой машиной-фабрикой, другой же стоя спиной к окну, видно было только туго натянутую на плечах серебристо-черную униформу, равнодушным даитесовским голосом диктовал какие-то цифры... -
— Куда же вы? Вот, здесь ваше время, — сухо молния Левий Матвей, указан перстом на точку потоке. -
- Небольшая фигурка величественного усача в белом мундире генералиссимуса. Чуть поодаль, склонив голову к правому плечу, идет тонкогубый человек с печальными глазами доброй собаки, слушает и поглядывает под ноги: как бы не ступить ногою в черную тень Вождя, который учит, весомо и сурово... Мы позволим напомнить господину либеральному барину о народе, которому мы дали подлинный демократизм, как сознательный, так и вынужденный. Мы знали, что крестьяне не пойдут бороться за социализм, что их можно и нужно заставлять бороться за социализм, применяя методы принуждения. А как же иначе? Оглянитесь в истоки истории — где они, деяния пророков-гуманистов? В умелых лапах палачей, обращающих философскую школу в секту! Мы не дойдем до такой крайности, благодаря подлинному внутрипартийному демократизму - сознательному — из которого врастет сознание слабых, не входящих в твердый союз единомышленников...»
да вы трубочку-то — зажгите... табачок специальный, ."Герцеговина Флор", по листику собранный, — по ветру впустую летит— не жалко ли? .ведь труд народный, женских рук." ---- усмехался тонкогубый.
К Левию Матвею подбежал огромный карнаухий пес. За ошейником виднелась записка. Левий достал ее, развернул, прочел, поцеловал и подал на ладони текстом вверх: «Княже Тьмы! Отпусти пожелавших Пути. И да идут пусть прочь из обители покоя, если им сладко горе людское, если заместо видений чудесных движимы жаждою болей телесных. И дойдут пусть. Если смогут.*. Вместо подписи стоял маленький крестик, какие раньше ставили неграмотные.
— Дорогу идущему, — перекрестился Левий Матвей.
— Порознь! Мое условие — порознь, — каркнул голос Воланда.
- А не проще ли отказаться, оставить все как есть? Зачем испытывать реальность какими-то неоформленными возможностями? Это же не приказ, но вот необдуманное действие, поймите...— улыбаясь, увещевал медовый Коровьев.
Мастер — решаясь — взглянул в глаза Маргариты, и просил этим взглядом прощения у нее. За все, что должно будет с ней произойти.
— Боже, родной! Я не смогу без тебя! — вскричала она и, оттолкнув протянутые к ней руки, первой бросилась В СЕРЫЙ ПОТОК...