Москва. Казанский. Утро. Восемь.
Платформа пять, электропоезд на Рязань.
С женою бьёмся меж людей, как между сосен,-
Скорей покинуть сей вокзальный Иордань.
Вагон впустил нас, жамкнув челюстями,
Расселись люди, и приютились мы,
Вдруг что-то вздрогнуло, и я давай глазами
Листать картинки уплывающей Москвы.
Дома, проспекты, магистрали,
Игривость светофорных век,
Взята в кавычки жесткой стали,
Прямая речь московских рек.
Что говорят они, на что мне намекают
Текучей мудростью своих спокойных вод?
«Всё уплывёт, - твердят, - что уплывает,
Но всё уплывшее однажды приплывёт».
Придумали ж ещё водоворот вы!
Шепнули реки, лишь волны поднявши бровь:
«Ах, юность дней! Где что ни шаг - то подвиг,
Ах, юность дней! Где что ни мысль - то новь».
Вот так сидел я в неге полудремья,
Вот так сидел я и того не увидал,
Что город кончился, а началась деревня,
Простор открылся нам, открылась ширь и даль!
Взглянул назад, и мне причудилась картина:
Москва как муха - её ужасен рок! -
В отчаяние бьётся разорвать ту паутину,
Что сплёл когда-то для неё паук-метро!
Песочной россыпью прожженных степью глаз
Осыпал я российские просторы,
Теперь увидел сам всё ясно без прикрас,
Всё то, что раньше знал по разговорам:
Избенки квёлые, заборов кривокось.
Сорока съёжилась на утреннем морозе,
Соломы стог вспушила изморозь,
Щенята под соломою елозят.
Сельчане выстроились вдоль полотна -
Вагоны быстрым взглядом провожают.
Вздувает ветер бабам подола,
А бабы их руками прижимают.
Смеялись рельсы звонкою девчушкой
(Их поезд между рёбер щекотал),
А за окном избушку за избушкой
Я грустным взглядом провожал.
Деревня кончилась, как кончилась и грусть,
Наш поезд мчит, в лес лезвие вонзая,
А в стороны под скрежет, вой и хруст
Тела берёз и сосен отлетают.
-------------
Ах! Русский лес - над головой российской нимб!
Я по нему с благоговеньем проезжаю,
А поезд лишь юродствует пред ним,
Колёсами чечетку выбивая.
Какой простор! Синь переходит в муть...
Куда не глянь - нет ни конца, ни края.
С женой нас это очень забавляет:
Не видно гор - взор не во что воткнуть!
Подобно взору ведь и мыслям нет препон -
Гляжу в окно и образ возникает:
Что ветер, будто старый почтальон,
Из дряхлой сумки письма рассыпает.
Прекрасна осень, с ней прекрасны мы,
В душе порыв, в сердцах любовь и живость.
С женой забыли мы про дом, про нашу живность,
Летим вперёд от дел отрешены.
----------
Чу! Город Рыбное! А в сердце наковальня!
Меха груди в порыве рвутся нервном,
В глазах темно. Кого-то ткну нахально.
Бегу. «Куда?- кричит жена, - постой неверный!»
Чуть успокоился, но всё же рвусь вперёд.
«Мужик, в музей? За шестьдесят подброшу».
Поехали! «О, мой «Жигуль» тебя в секунду донесёт!»
«Жигуль» взревел, с натугой обгоняя лошадь.
Дорога ровная, как кто копьё метнул-
Размежевал асфальт посаженную озимь.
Тут экипаж наш в рощу сиганул...
Ах! Вот она - берёзовая осень!
Берёзки, здравствуйте! Мечтал я быть средь вас.
Трепещет грудь моя как каждый ваш листочек.
О, дайте ж мне напиться в каждый глаз,
Того, что прячет ваш белесый поясочек.
Скажите, милые, видали вы когда
Тут парня с васильковыми глазами?
Но отчего-то вдруг всплакнули дерева
На землю тихо жёлтыми слезами.
«Взгляните, гляньте,- я шофёра тереблю,-
Берёза будто пламенная роза».
Но кормчему берёзы по - рулю.
Чего глядеть на них, берёза как берёза!
В краю берёзовом любви к берёзе нет -
Тут ясно всё. Всё крепко как морозы.
Берёза здесь - еда, тепло и свет,
Но уж никак не пламенная роза.
Когда-то предок наш берёзу обходил
С резцом по кругу с лева да на право,
От А до Я по букве выводил -
Законодатель буквенного права!
Из Беловежской пущи береста,
Потом уже бумага и папирус,
Мы будем резать это - бь рез та,
Начал начало для планеты ты Русь!
Земля, возрадуйся! Ты ныне спасена!
Дан Моисей тебе извечным оберегом -
Глядит на пламя Русь тернового куста,
Русь Дух святой! Русь альфа и омега!
Теперь вот я с карандашом вокруг берёз,
Выхаживая с гордою осанкой,
Стих этот в свой блакнотишко занёс
С любовью нежною про белую славянку!
-------------
Пора осенняя - милейшая пора!
Пустеет даль, в сердцах переполненье!
Для рук работа есть и для пера,
Ах, осень - грусть, ах, осень - вдохновенье!
С загривка шерсть свою не нужную стрясая,
Линяет роща - рыжий куцый пес,
Вороним гаем даль хрипя облает,
Иль заскулит, прижав к ногам ветвистый хвост.
Туман губами пьёт из озера смакуя,
И еле слышно, как с причмоком, тут и там,
Он память девичью июльских поцелуев,
Что росы нежные лакает по лугам.
Из сел летящее петушье кукареку
Со звоном прыгает лягушкою в стога,
А солнце, падая мячом от скуки в реку,
Своею рыжестью окатит берега.
Всё глубже даль, всё мельче близи,
Ночами трещин сеть сплетает води гладь,
Поля озимые - иконы в красной ризе,-
Уже утрами начал иней покрывать.
Дороги лужами зевают в поднебесье,
Судьба им путника с тоскою поджидать,
По-скоморошьему щелбан ему отвесить,
Потом завлечь, закуролесить, заплутать.
Дорожной нитью, взвихрив чуб асфальта,
«Жигуль» наш бусой одинокою катил,
Мне солнце бороду окрасило луч – пальцем -
Се ангел мне о встрече возвестил!
Пуста дорога; лишь листва за нами мчится,
Собачьей сворою нам тявкая вдогон,
А тощих вех цифиристые лица,
Пригнулись разом в уважительный поклон.
Вот поворот, гляди, а вот дорога прямо,
Вот указатель выплыл как карась,
Да! Константиново! Подумал, что не зря мы
Здесь. Мечта в какие дали забралась!
---------------
Из авто вылезли. Как холод греет душу!
Прощай шофёр, возьми свой магарыч.
Стоим, глядим как магазин теребит уши,
Пуская дым клубами, словно змей Горыныч.
Зашли. Внутри, на стенах магазина,
Художник местный вывесил холсты.
«Места Есенина» весит в углу картина,
С другой глядят «Приокские холмы».
На полки села голубятня книжья,
Блок. Пастернак. Цветаева. Воркуют с томом том,
Но больше всех Есенин С. слова высиживал:
«Есенин», «Про Есенина». «О нём».
Один поэт правдиво говорил,
Пронзая день словесной чудо - спицей -
Когда - то в белые поля ты уходил,
Теперь пришёл на белые страницы.
«А где ж музей?» - мы продавщиц спросили
Девчата нам вопрос: вам гида заказать?
Но наши средства голосьмя заголосили,
Пришлось самим экскурсоводами нам стать.
Идем бредем с женой, по сторонам глазеем,
Нам удивительно, приезжим с далека -
То ли музей в селе, то ли село в музее,
С руками бабьими в бедрастые бока.
Дома ребристые с глазами словно щуки,
Хвостами дымными взмутили неба водь,
А я к домам протягиваю руки -
Пощупать их бревенчатую плоть.
Арбузный сок по пузу лился липкий,
Я пацаном тогда заоблачно мечтал:
Корова, сруб, качель под ивой гибкой.
А я под ивою детей своих качал.
Года в подушку века пух набили,
Есть дом – не сруб, но всё ж из дерева – горбыль,
Корова есть, с женой детей родили...
Но в душу просится теперь иная быль...