много молчу, пишу письма на самый северный север
о том, что в лужах живет небо и облака разной степени тяжести.
отправляю в них запах дождя и сирени,
пытаюсь даже вязать, но пока не очень-то вяжется.
холодно и трамваи стали ходить очень редко,
а так хотелось в Париж или лучше туда, где булочки самые свежие.
говорят в латинских кварталах всегда лето,
а у меня только стол, стена, окно и что-то важное между.
мои стихи разошлись по секондхэндам, незнакомцам
и блошиным рынкам. от снов начали мерзнуть руки и болеть глаза.
однажды из разбитого носа капало солнце,
а где комар укусил, до сих пор чешется, примерно раз в полчаса
подолгу молчу, пишу немногословные письма на север
клинья летящих на юг птиц вступают в кровавые драки за почту,
рвут пополам конверты - мне возвращается запах сирени,
птицы уносят с собой запах дождя и несколько строчек
о леденеющих мостовых. ночь по колено обута в позолоченные башмаки,
ходит под окнами, шмыгает носом. осень прячется по клозетам,
в газетах пишут, что наступил сентябрь - дураки,
выглянули бы на улицу: косо идет снег - зима проследовала сразу за летом.
птицы вступают в несчастливые браки с самыми тяжелыми облаками,
рожают детей в полете, роняют бедняжек градом размером с кулак.
в этом холоде без того немузыкальные пальцы превращаются в камень
и, с клавиш сорвавшись, тянутся убивать (под искусный аккомпанемент -
тик-так-тик-так)