Он между плотными ночами
Худые втискивал деньки,
Где виадуки обручами
Черпали с башен огоньки.
Он был холериком и снобом,
Еще – порядочным хмырем.
И притворился б метрономом,
Да ни досчитывал до трех.
Он был не стар, не молод… вроде,
Но нам указывал (на дверь?!),
Как Посейдон, с просторов води:
Вот ваша зыбь, вот ваша твердь.
Туда поблекшие каштаны
Бросают скомканную тень,
Там беж становится каштаном
И кровь чернеет в темноте.
Но клацнул обод поднебесья,
И царапнуло облака…
Он потерял в уме, и в весе
И стала длань его легка.
Он ждать не стал (да и ни стал бы):
Вознесся, скрючился – издох,
Когда издал единым залпом
Газету, скрип, и тихий вздох.