эти лица сны о чужом

Тени Лабиринта
эти лица умеют казаться – и, кажется, зря:
их, наверное, нет - ни в тени, и ни в лунных покоях,
ни в холодных руинах, которыми можно играть
в голоса тишины, забывая, что это такое;
или с небом играть голосами превыше тоски,
на полтона повыше - и, видимо, более кратко;
или просто валять на изгиб обнажённой руки
обнажённые линии, жизни дающие взяться…

эти лица умеют менять атрибуты измен:
изменение – тайна рождения хама Леоне
и принцессы Лианы, ползущей по мрамору стен
то ли к куполу храма, а то ли в отверстие зоны…
а под куполом или на дне – всё цветы и цветы:
голубое на белом, кровавое на перламутре;
а принцесса плетёт за собою тугие хвосты,
а Леоне не любит наполненность купола утром…

эти лица – как сон, что бесплотие ловит на раз,
а на три – пропускает удар; но четыре удара -
и на пятый дрожит аритмия Узи от бедра,
и тела для свинца превращаются в мокрую тару…
эти тени – война без конца, или боль без огня
в ромбовидном кристалле за слева целованной грудью;
но они не в живых - и осталось губами изъять
из невидимых ран нагноения мелочной сути…

эти лица – не я, и не те, кому можно сказать
«оглянись» - и бежать без оглядки по свету тоннеля,
и лететь под откос в освещённый рубинами зал,
где рубиновым лазером вскрыты секреты Энея
или вены Энеи, влюблённой в свои зеркала
и в последний закат, не дающий к себе прикоснуться -
но она, истекая с бокалом, сметёт со стола
неродившийся пепел кремации в стиле el russo…

эти лица – не пыль, но ветрами очерченный прах,
и забытый ветрами узор на стекле и бетоне,
и прозрачных имён обречённая к жизни игра,
и глаза, вознесённые к небу в лежачем поклоне,
и не видит никто, как им кажутся цели вдали,
или как безмятежно горька и безумна победа -
их, наверное, нет за пределами этой земли,
за пределами сна под колючими клетками пледа…

только это не сон для того, кто ползёт по стене
в форме леди Лианы, в распятого бога горящей –
и роняющей праха хрусталь в голубое вовне,
и осенним дождём небеса увлажняются чаще…
им пора умирать – но вопросы встают на рубеж,
и хотят до конца – «а зачем?» - упираться на милость;
только милости нет в до кости обнажённой судьбе -
и стираются лики под ластиком бога Аттилы…

эти лица, наверное – просто заблудшие мы…