белый букет тело складывает, растянувшись по красной
пене воздуха, вымощенного закатом, его стебли,
врастая
в мягкий ил женщины, мякнут и преют;
голые бёдра танцорки
кружат свои пируэты по мёртвому утру,
хранящему в камнях и небе стройные ноги
её, пластику их и отблески танца в тесных заулках;
на каждый свой шаг, она представляет зал,
замерший плотным дыханием, плесками бледных рук,
свой мертвенный облик, усыпанный в красных цветах,
рождаемый шёпотом стук,
на который вальсируют ноги;
и лишь дождь, а за ним - тщета
встретят её прыжки: на месте касаний их в кожу
врастут тени рождения дня, вязко текущего вспять;
мало меняется город, когда выступает Мадлен:
её страсть и желание танца
он прячет в затворенных окнах
и мёртвом уюте: Мадлен - на обложках глянца,
рекламе, накрашенных дамских губах, в разговорах,
но танец её остаётся всё той же загадкой
теплиться в суетном трении стёртых калошей;