Ч а с т ь
В т о р а я
Б Л Е С К
Красивые стихи, говоришь? НЕ! ЛЮБ! ЛЮ! И решительно отказываюсь понимать, что это такое. Неужели может быть иначе, когда всякий раз, натыкаясь на чей-то бодрый выклик, дескать, какой гениально красивый стих «изяЧновываянздеся», и подчиняясь зверскому соблазну, плюёшь на весь свой предыдущий роскошный жизненный опыт, как малое дитё к титьке, резво бросаешься в сторону призыва – мигом обнаруживая, что там всё, разумеется, привычно испестрено ажурными листьями да гламурными волнами, короче, поэтические красоты на деле – самые, что ни есть говённые, и это в лучшем случае, так как в содержании сего бесспорно полезного для первичного литературного анализа вторичного продукта всегда есть некая глубина, да и форма иной раз имеет место... «Красивый стих»... Хм! Что ж так редко слышны восклицания жизнерадостных дебилов от литературы о красивых повестях, баснях или романах? Я ничего не встречал в печатном и непечатном виде о красивых симфонЬях и фортепЬянных концертах, с громаднейшим напряженЬем сил могу вообразить себе красивую икону, красивый спектакль, красивый фильм...
Вот красивая женщина – да, это я понимаю. Красивые женщины бывают. Но очень редко. Двух я знал лично. Не густо? Ну, мил-человек, коль уж ты не в курсе местных реалий, объясню: искусство – ужасно гармоничная штука – если одновременно обстоятельства складываются таким образом, что привлекательное женское лицо, созданное причудой действительно способного на многое Творца, может надолго отбить охоту смотреть даже в сторону выпивки, а походка «афродиты» вызывает желание ещё до того, как взгляд страждущего достигает наиболее рельефных её составляющих, чуть позже (как правило, слишком поздно) выясняется, что всё это богатство принадлежит глухонемой стерве, и это в лучшем случае, так как болтливых дур на свете ещё больше. Впрочем, пиши я о женской красоте, наверное, сумел бы найти убедительные слова, подтверждающие, что её образуют не только устойчивый бюст, пламенный взгляд и тонкая кожа. Но как то же сделать со стихами? Как заставить читателя (в первую очередь тебя, да-да, не моргай невинно, именно тебя) согласиться, что те «красивые» стихи нехороши, а хороши совсем другие и хороши как раз чем-то противоположным зыбкому очарованию «ажурных листьев, падающих в гламурные волны». Поверь мне пока на слово, прекрасным бывает и сказ о похождениях дружной ватаги гнойных прыщиков среди непроходимых дебрей одинокой рыхлой задницы, и совершенно отвратительным – пафосный гимн о любви к своей, тыкскать, великой, но многострадальной родине. Так что, дружище, не ищи в моих заметках красивых стихов, их нет у меня. Вторая часть «Блеска...» посвящена стихам, смею надеяться, не красивым, а интересным. И совсем не важно, чьё имя открывает ряд «блестящих», специально ставлю это слово в кавычки, чтобы оно не отвлекало внимание от главного, авторов, когда-либо публиковавшихся на Стихи.ру, так как каждый из них интересен по-своему. Одним словом, недоверчивый мой читатель – в путь. Ибо тебя уже давно ждёт
Г л а в а
П е р в а я
СТАРУШКА Х.
http://www.stihi.ru/author.html?sh15
### ТОВАРИЩЕСКИЙ СУД ###
Студентки лезли вон из кожи,
чтоб был мерзавец заклеймен.
Была им истина дороже,
а мне дороже был Платон.
Он не платил за общежитье,
он презирал сухой закон -
девиц невинных соблазнитель,
антисоветчик и шпион.
Был он за то из комсомола
привсенародно выгнан вон.
...Но всех на свете истин голых
милей мне голый был Платон.
Храню в душе я память чудных
и упоительных ночей.
Платон! Любовник мой беспутный!
Теперь мне истина милей.
Стихи Старушки Х. впервые появились на главной странице Стихиры примерно три с половиной года назад, кажется, как раз в моём обзоре (представь себе, читатель, случались в местных краях обзоры). Отмечалась в нём, правда, их весьма специфическая сторона, так как каприз судьбы и тогдашней редакции (представь себе, читатель, была в здешних палестинах и редакция) бросила меня на стихирский юмор. Юмор в те сложные для всего человечества времена, что скрывать, переживал трагический момент, его на Стихире практически не было, поэтому, чтобы найти в навозе бытовой пошлости зёрна яркой игры воображения, приходилось перелопачивать гигантское количество стихов, до полутора тысяч в месяц. Юмор я из прорыва, разумеется, тут же вывел, до сих пор с ним на Стихире полный порядок, куда ни глянь, ржи – не моги, но самое главное – это маленькие открытия, которые были мной сделаны; для себя же, собственно говоря, и сделаны...
Комическая ситуация во многом зависит от времени, места и способа происходящего: одно дело, к примеру, когда вульгарное слово произносит на блошином рынке безликий гражданин крестьянской наружности, другое – известный политический деятель или, пуще того, делатель культуры – в популярном телевизионном ток-шоу. Первый случай – совершенно нормальный эпизод – акт, подпадающий под действие рядового пункта договора конкретного крестьянского индивидуума со среднестатистической торгово-покупательской общественностью, второй – вопиющее нарушение привычных норм, способное, однако, вызвать пусть и нездоровый, но смех (в основном, среди тех самых базарных потребителей окоченелой парадигмы). Таким образом, создание комической ситуации, прежде всего – нарушение привычных норм, слом стереотипов, парадоксальный взрыв. Как это делается в стихах? Иногда парадоксальный импульс достигается оригинальной игрой слов, иногда – неожиданной рифмой, иногда – противоположно ожидаемому, согласно здравому смыслу, выбранным эпитетом, но раньше всех, как я это называю – нетипичной сменой положений. Вряд ли стоит ставить ударение на том, что высшим пилотажем является сотворение ситуации, в которой комичное за здорово живёшь соседствует с трагичным. Чтобы ты уж совсем понял, представь своё падение посреди зимней людной улицы на раскатанной детьми асфальтовой пролысине. Представил? Все смеются, ты смеёшься, я смеюсь. Однако, проходит минута и вдруг ты понимаешь, что копчик – это такая сволочь!!! А я, как бы невзначай, соображаю, что твой сволочной копчик застрахован на миллион как раз моей компанией... Это, правда, всё трюки, а острота ума проявляется не столько способностью создавать трагикомические сюжеты, насыщенные головоломной эксцентрикой... Давай же проследим, как и что получается у Старушки Х.
«Товарищеский суд» отнесён автором к жанру любовной лирики, но (вот тебе нелогичность номер раз) из того, что мы обычно находим в «задушевной» макулатуре, в этом стихе с трудом обнаруживаются лишь две строчки:
Храню в душе я память чудных
и упоительных ночей.
«Товарищеский суд» – видишь ли, в какой-то мере, произведение не о любви, а об эпохе, когда говорить даже тет-а-тет о низменных чувствах, то бишь о сексе, было неприлично, зато куда пристойней – публично обсуждать моральный облик советского человека – строителя коммунизма или что там было на повестке дня. Ладно бы человек ещё был абстрактный, так нет, народу всегда нужна конкретика!
Вроде бы в стихе лишь обыгрывается широко известное выражение Аристотеля «Платон мне друг, но истина дороже», этакий нехитрый каламбур, ан где там:
Была ИМ истина дороже,
а МНЕ дороже был Платон.
Несколькими мазками выписана ситуация, комсомольское собрание, обличение беспутного молодого человека, прожигателя жизни, которому, как и незабвенному Остапу Бендеру, не по пути с уверенно шагающим неизвестно куда обществом. Как его не осудить? Героиня же стиха молчаливо, но протестует против мнения коллектива, о каких голых истинах (и вновь игра слов) можно думать, когда голый Платон гораздо их убедительнее. Налицо трёхсторонний конфликт: общество – Платон, общество – героиня и героиня – Платон, а это уже сюжет, ого-го сюжет!.. Ну и что? Никакой забавный сюжет стих поэтическим явлением не делает. А что делает?
Вот возьмём, к примеру, этого Платона. Что вообще за Платон, чёрт возьми? Где это у нас запросто можно встретить на улице Платона, хотя бы и с поправкой на эпоху? Прямо гоголевский Фемистоклюс какой-то!
Объясняю.
Вариант первый. Молодой человек был назван родителями Платоном в честь героя знаменитой пьесы Корнейчука «Платон Кречет», что очень даже ярко характеризует родителей, как людей с лёгким налётом интеллигентской романтичности, чья тень в какой-то мере отбрасывается и на их отпрыска.
Вариант второй. Платон – не имя, молодой человек получил своё прозвище из-за фамилии, например, Платонов. Этот факт, кстати, может увести читателя достаточно далеко, от чеховского Платонова до кругов, близких к криминальным, среди которых наш герой мог быть известен как, скажем, мелкий фарцовщик.
Вариант третий. Платон – всё-таки имя, но принадлежит не русскому человЭку, а греку или, допустим, абхазцу. О! Это уже иной коленкор: южная кровь, неизбывный темперамент, всякие там алогичности поступков, дьявольские аффекты и нездешний эпатаж...
Вариант четвёртый. Платон – снова прозвище, но данное не в околокриминальных кругах, не в сопливом детстве товарищами-содворянами, а в студенческой среде, за исключительную образованность и склонность к философским рассуждениям, примерно как в случае с папенькой уже упоминавшегося Фемистоклюса г-ном Маниловым.
Примерь теперь каждого из предложенных мной Платонов к стиху Старушки Х. и выяснится, что это уже не один и тот же сюжет, а четыре разных. Во-первых, понятно, почему героиня полюбила этого человека: то ли за интеллигентность и романтичность, то ли за образованность (увы, у нас это по-прежнему не одно и то же), то ли из материальных соображений, то ли из-за темперамента и внешних данных, которые, правда, могут активно сочетаться с любыми другими качествами. Во-вторых, каждый из вариантов характеризует отдельно и героиню, но этот разбор я пропущу, оставляя тебе, дорогой товарищ, крохи для развития элементарной мыслительной деятельности. Главное, что всю эту информацию я выудил из ... одного, но видимо удачно выбранного имени. А ты говоришь, «каламбур»!
Простой стих на деле оказывается не так прост. Давай, допустим, разберём фрагмент, в котором чётко сформулированы обвинения против Платона:
Он не платил за общежитье,
он презирал сухой закон -
девиц невинных соблазнитель,
антисоветчик и шпион.
С якобы юридической стороной вопроса всё ясно, а кто же такой Платон фактически? Только обычный шалопай или матёрый враг? Судя по тому, что в пьянстве и распутстве его обвиняют прежде антисоветчины и шпионажа, всё же первое. Более тяжёлые обвинения обычно выходят на первый план. Зачем же они здесь фигурируют (вот тебе вторая нелогичность)? А время такое, кто не с нами, тот против нас, с чувством собственного достоинства различающих невнятные социальные ориентиры от отчётливых чуждых и вредных явлений, мешающих движению к намеченным Старшим Братом горизонтам. К тому же персональное дело Платона рассматривает не самый гуманный в мире советский суд, а самая непредсказуемая в мире общественность... м-м... бабская.... в общем, эмоциональная общественность. Кстати, какое там время? Не сталинское, это точно. 58-я статья УК РСФСР уже приказала долго жить, но её пока не заменила 70-я. Ага, значит речь идёт о конце 50-х – начале 60-х годов, Бродского как раз тогда за тунеядство... э-э ... ты всё равно не помнишь.
Ещё один момент. Почему «студентки лезли вон из кожи, чтоб был мерзавец заклеймен», а нашей героине он «был милее»? Ответ напрашивается сам собой, возмущённые студентки находятся среди отвергнутой (или обманутой) части прекрасной половины общественности, а героиня, очевидно, хронологически последняя счастливая возлюбленная.
Но! А что, если она не счастливая возлюбленная, а лишь тайная поклонница, только грезящая о «голом Платоне» и «чудных упоительных ночах» с ним? Ого, тогда уже не просто честь ей и хвала за протест, сей знаменательный факт мог бы поставить её в один ряд с жёнами декабристов и другой некрасовской героиней – любительницей горящих изб и скаковых лошадей! Мог бы, но не поставит – слишком уж её протест внутренний, да и на диссидента Платон, увы, не тянет.
Понимаешь, читатель, полтора десятка строк, а сколько всякого любопытного нагромождено. Вот это и есть НАСТОЯЩАЯ ЛИТЕРАТУРА, то самое место во времени и пространстве, где СЛОВО РОЖДАЕТ НОВУЮ ЖИЗНЬ: Платона, ту, которой он милее голых истин, гневных комсомолок, институт, общежитие, государство, с которым шутить не рекомендуется, рождает целую эпоху!
Итак, слава Богу, литература здесь ночевала! а как быть с поэзией?
Можно было, разумеется, этот по-прежнему не самый заковыристый, на фоне других «старушкиных», стих здесь и не цитировать, если бы не его последняя строфа. Утверждение героини о нынешнем превосходстве некой истины над тогдашним «догматом» плотской любви заставляет-таки озадаченно почесать переносицу. Иррациональная загадка! Вот оно! Что за непостижимая истина ей милее? Уж наверняка не комсомольская. Каков ответ? Ах, молодость-молодость, тебе этого не понять...
Хотя скрыться за иррациональностью от чётко сформулированного вопроса проще всего. Попробую же уйти от недоговоренности и ответить, в чём состоит эта самая иррациональность?
Платон! Любовник мой беспутный!
Теперь мне истина милей.
О том, что Платон и всё, что с ним связано, вспоминается героиней без следа какой-либо досады, спорить не будем. Спор может вызвать только суть истины, которая по прошествии многих лет становится героине дороже. Вариантов может быть несколько, в том числе их комбинация. Главное же вот в чём. Превращается в тлен не только «голый платон», но кардинальные изменения претерпевает и квинтэссенция отношения к физической любви теперь уже немолодого человека, и героиню, кажется, более занимает социальная, нежели физиологическая составляющая давнего конфликта. Прошли годы, перемены произошли не только в частной жизни, но и во всём обществе, и насколько нелепым видится теперь тот на самом деле не мелкий, а страшный эпизод, оставивший неизгладимый след в жизни участников драмы. Что теперь с Платоном? Может быть, он крупный бизнесмен, а может спившийся на исторической родине неудачник. Героиня, скорее всего, вышла замуж по любви... или не вышла и это каким-то образом связано с симпатичной её сердцу нынешней истиной. Менее всего меня трогают в данной истории завистливые и скучные комсомолки, давно превратившиеся в таких же завистливых и скучных пенсионерок. Сколько же их вокруг, в том числе, среди авторов вздохов о красивых стихах. Они вечны, как вечна любовь героини, пусть и с лёгким налётом социального абсцесса.
Ты после всего ещё спрашиваешь о стихотворной технике? Нормальная техника, но разве о ней речь? Для талантливого автора, набившего руку на громадном количестве предыдущих экспериментов, техника отходит на второй план, он просто физически не в состоянии написать дурно, как и совершить надругательство над языком, хотя бы отдалённо напоминающее то, чему мы были свидетелями в первой части «Блеска...».
Впрочем, пожалуйста! Если ты так настаиваешь, я бы выделил в стихе уверенное, опять же в духе времени, использование неточной рифмы –
общежИТьЕ – соблазнИТЕль;
чУДНЫх – беспУТНЫй;
комсомОЛа - гОЛых...
и рифмы сквозной –
заклеймЁН – ПлатОН – закОН – шпиОН – вОН...
придающей стиху более стремительный ритм и сходство с детскими считалками (об этой особенности стиля Старушки Х. ниже), но что интересно – сквозная рифма используется лишь в первых трёх строфах, в четвёртой её нет, как думаешь, почему?
И последнее, что стоит отметить – я бы сказал, компактный, не дающий распылиться читательскому вниманию звук:
Он не платил за обЩежитье,
он презирал СУхой ЗакоН -
девиц неВИнных СОблаЗНитель,
антиСО-ВЕ-ТЧик и шпион.
Нельзя не заметить, что сочетания щ-тч, су-со, з...н-зн, ви-ве выстроены практически симметрично, и такая симметрия создаёт определённую звуковую гамму, подобная которой ещё доминантней звучит в следующем стихе (тенденция, между прочим, тянущая на почерк).
* * * * *
### ШАШЕЛЬ ###
Вот и вечер. Хорошо как —
близок сон, улегся кашель.
Чу, в ночи чуть слышен шорох —
это шашель, это шашель.
Точит он буфет старинный,
стол и кресла подлокотник.
Гложет раму. На картинах —
две борзые и охотник,
вереница шляп, беретов,
ангелочки в светлой детской.
Баррикады из буфетов…
Не случилось отсидеться.
Ход парадный заколочен,
шляпу шлепнули в подвале,
разлетелись ангелочки,
две борзые одичали.
Мир раскачан. На толкучке —
красный бархат, синий ситчик,
пухлый шкафчик, венский стульчик,
что несет домой добытчик.
Разномастно, разностильно,
все разрозненно, непарно.
Эту мебель мы купили
в магазине антикварном,
чтобы не барак с парашей
отражался бы в трюмо,
а шляхетное пшепрашам,
а французское бонмо.
В этом мире я не пришлый,
в этом мире я не лишний,
в этом мире я — под крышей.
Только ночью — тише, слышишь? —
гинет красный, дохнет синий,
все едино — ваше, наше ль.
Мы с тобою тоже сгинем —
это шашель, это шашель.
В сущности, здесь употреблён тот же способ сюжетной завязки, что и в предыдущем сочинении. Незамысловатая бытовая ситуация развивается на фоне глобальных исторических перемен... или это глобальные перемены происходят на фоне скромной «бытовухи»...
Монументальный «натюрморт» (такой же красивый, как и стих?) из буфета, стола, кресел, картин, шляп, бронзовых ангелочков внезапно превращается в свидетеля сложных и труднообъяснимых для непосвящённого событий (но ты-то, читатель, знаешь нашу историю, правда?):
......................................…
Не случилось отсидеться.
Ход парадный заколочен,
шляпу шлепнули в подвале,
разлетелись ангелочки,
две борзые одичали.
Старый «мир раскачан» и сломан и его имущество идёт с молотка (опять вспоминается товарищ Бендер, на этот раз в погоне за дюжиной стульев, обитых английским ситчиком). Дальше следует мораль, но ещё не кульминация:
Эту мебель мы купили
в магазине антикварном,
чтобы не барак с парашей
отражался бы в трюмо,
а шляхетное пшепрашам,
а французское бонмо
Не таковы ли мы и сейчас в своём стремлении прикрыть всё ещё по-хамски выпяченные первопричинные места? Страшно жить, с неприкрытой-то ж...пой:
В этом мире я не пришлый,
в этом мире я не лишний,
в этом мире я — под крышей
Старушка Х, пожалуй, чаще пишет стихи для детей. Но для детей она пишет как для взрослых, а для взрослых – как для детей. «Шашель» – прелестные детские стихи для взрослых. Сказка. Немного жуткая. Немного смешная. По-горькому смешная:
Вот и вечер. ХороШо как —
близок сон, улегся каШель.
Чу, в ночи чуть слыШен Шорох —
это ШаШель, это ШаШель
Шипит старая пластинка, взлетают невинные ангелочки и падают подстрелянными вниз. Тише, тише...
гинет красный, дохнет синий,
все едино — ваше, наше ль.
И снова с трудом объяснимая загадка: что же это за зверь такой – шашель? Я, например, никогда его в глаза не видел и тем более не слышал. Скорее в жизни я встречу Платона из предыдущего стиха, чем это фантастическое существо, потому что, специалисты меня могут поправить, современная неинтересная и совершенно безвкусная мебель, не говоря уже о пропитанных гнусной химией срубах русских и финских банек на дачах нынешних плутократов, шашелю не по зубам. В детстве мне доводилось видеть источенную насекомыми древесину старых домов, идущих под снос. Видимо, это и была работа личинок шашеля. Но в стихе Старушки Х. у него совсем другая работа и забота. Знаешь, почему он у неё такой шумный? Шашель – это совесть, что точит наши души. У тебя есть другие варианты?
Если нет, то я расскажу ещё об одной особенности стиля Старушки Х. Обрати-ка внимание, как у неё складываются образы:
Точит он буфет старинный
В данной строчке буфет – мебель, в худшем случае, еда для шашеля. Во время второго появления это уже не мебель
Баррикады из буфетов…
Не случилось отсидеться
Видишь, здесь не сравнение КАК (или будто) баррикады, а утверждение – БАРРИКАДЫ из буфетов, с ударением именно на слово баррикады. По мановению руки буфет теряет прежнее своё смысловое значение и обретает новое, причём настолько зримо, что возникает сама картина этой самой отсидки за громоздкими укреплениями, происходит так называемый семантический сдвиг.
Точно то же творится и с некоторыми другими вещами, составляющими первоначальный «натюрморт»:
вереница шляп, беретов // шляпу шлепнули в подвале –
в первом случае шляпа – головной убор, во втором – её обладатель, не что иное, как характерный случай метонимии (нет, это не совсем болезнь, по крайней мере, не смертельная);
На картинах — две борзые и охотник // две борзые одичали –
вначале борзые нарисованные, а затем вдруг оживают;
ангелочки в светлой детской // разлетелись ангелочки –
тот же приём, единственное отличие – ангелочки прежде были, кажется, бронзовыми.
А вот фрагмент, в котором уже нет двукратного упоминания одного и того же предмета, придающего характер сравнения хотя бы косвенного, здесь построение художественного образа осуществляется иначе:
чтобы не барак с парашей
отражался бы в трюмо
Это не совсем метафора и даже не пресловутый семантический сдвиг, барак с парашей мелькают в тексте только как намёк – лишь секундное появление в зеркале, причём речь идёт даже не о прямом отражении, а отражении, которое УСЛОВНО могло бы появиться, если бы его место не заняли разрозненные венские стульчики и пухлые шкафчики, либо отражение-воспоминание хозяина трюмо, которому, возможно, пришлось на себе испытать, что такое барак с парашей. Согласись, сложнейшие вещи творит Старушка Х., скрываясь за непринуждённым стилем и слогом, уверенно добиваясь разнослойности текста, в каждом из слоёв которого течёт своя жизнь: слой «буржуйско-обывательский», слой «социальной ломки», слой «термидорский», слой «совково-обывательский»... А ты думал, что это детская песня про жука?
* * * * *
Помнишь, в первом стихе голую истину героине временно подменил голый Платон. В стихотворении ###СКРИПКА### происходит другого рода метаморфоза:
Скрипка плачет и рыдает,
наказуема смычком.
Мальчик скрипочку терзает,
притворившись дурачком.
Век от века сей невинный
повторяется сюжет.
Мальчик скрипку ненавидит,
оттого что слуха нет.
Скрипка плачет, скрипка стонет,
желтой декою блестит.
Мальчик вырастет и скоро
глупой скрипке отомстит.
Пусть похнычет, помяучит,
похохочет под смычком.
мальчик женщину замучит,
притворившись дурачком.
А зачем она так подло
нежной кожею блестит,
никаких обид не помнит -
всё отпустит, всё простит?
А зачем она так гибко
торжествует над судьбой,
и зачем она на скрипку
так похожа?
Боже мой...
Рифма бесхитростная, как в детском стишке:
Рыдает – терзает;
Блестит – отомстит;
Помяучит – замучит...
разбавленная едва уловимой неточной
СтОнет – скоро;
ПОдло – ПОмнит;
Что это, небрежность, непритязательность? Но в «Шашели» мы встречали куда более изобретательную рифму:
хороШО как – ШОрох;
ДЕТСкой – отсиДЕТьСя;
АнГеЛОЧкИ – зАКоЛОЧЕн;
ТоЛкУЧКЕ – сТУЛьЧИК;
разностИЛьно – купИЛи;
пРИШлЫЙ – кРЫШЕЙ.
Объяснение столь же бесхитростно: Старушка Х. давно достигла того уровня мастерства, когда такие технические средства, как рифма, уже не бог весть как значимы. Необходимого ей эффекта поэтесса способна добиваться другими средствами, гораздо более сложными. Например, симметрией. Помнишь звуковую симметрию в «Товарищеском суде»? А вот тебе пример композиционной симметрии, оттуда же:
Была им истина дороже,
а мне дороже был Платон
(первая строфа)
Платон! Любовник мой беспутный!
Теперь мне истина милей
(последняя строфа)
и из «Шашеля»:
Вот и вечер. Хорошо как —
близок сон, улегся кашель.
Чу, в ночи чуть слышен шорох —
это шашель, это шашель
(первая строфа)
гинет красный, дохнет синий,
все едино — ваше, наше ль.
Мы с тобою тоже сгинем —
это шашель, это шашель.
(последняя строфа)
В первом случае с помощью композиционной симметрии можно проследить за трансформацией времени и состояния героини, во втором этим приёмом подчёркивается полная смена настроения стиха, от обывательской идиллии до нигилистического смерча самоуничижения и самоуничтожения.
В «Скрипке» Старушка применяет параллелизм, выражение одной и той же мысли в разных, но, тем не менее, сходных оборотах речи.:
А зачем она так подло желтой декою блестит // А зачем она так гибко нежной кожею блестит –
две параллели из жизни «мальчика» и «мужа». И скрипка, и женщина возмущают его тем, чем, казалось бы, должны восхищать – совершенством формы, красотой, идеалом. Но, увы, мальчик/муж неспособен воспринимать красоту, точнее она его раздражает, возмущает, так как он в глубине души возможно понимает, насколько «несовершенен» сам (не хочется сгущать краски до «извращён», хотя это слово напрашивается скорее). Одна параллель, один приём – и уже вряд ли есть смысл пересказывать текст, в котором более нет никаких иносказаний, всё предельно ясно... Точно ясно? А между тем, надо бы акцентировать внимание ещё на одном фрагменте:
МАЛЬЧИК вырастет и скоро
глупой скрипке отомстит.
Пусть похнычет, помяучит,
похохочет под смычком.
МАЛЬЧИК женщину замучит,
притворившись дурачком.
Ведь не оговорка. Мальчик вырос, но остаётся всё тем же эгоистичным подростком, с одинаково простодушной ребячьей жестокостью измывающимся над женщиной, как ранее над скрипкой. Тонкий психологический ход, и он тем более тонок, что куда чаще истоки взрослой жестокости (или равнодушия, не всё ли равно) ищут в жестокости (или равнодушии) детской по отношению, скажем, к животным. А тут скрипка, полноте, какие сравнения? Она ж неживая! Ещё как живая, Mein Genosse nach der poetischen Abteilung. По крайней мере, в стихе Старушки Х. Ещё в одном «детском» стихе для взрослых!
* * * * *
А то, что её стихи родом из детства, подтверждает и последнее выбранное мной для своих заметок стихотворение
### ТЕМПЕРАТУРА ###
Старательно, как в детстве перед сном,
Сложив одежду на сиденье стула,
Я подошла к окошку босиком.
И - точно лист бумаги в печь - меня
В распахнутую форточку втянуло.
Там языками белого огня
Метель ярилась, заходясь от гула.
Декабрь был рад увлечь, обжечь... Иссечь
Всю кожу мне - от пяток и до плеч -
Своей осатанелою крупою.
Рой диких ос пикировал с небес,
Сомкнув штыки и упоенно воя.
Сонм белых всадников!
Рождественская свита!
Блестят мохнатых копий острия,
Остры плащей их льдистые края,
Остры коней их быстрые копыта.
И вес исчез,
И стресса пресс исчез,
И содрана с души короста быта.
Валькирии в Валгалле снегопада -
Как хорошо!
Как ничего не надо!
Как сладко спят все те, кто были близки,
Там, там - внизу!
Как жалко их - до слез.
Я всем должна - но порвала расписки!
И белый смерч все по клочкам разнес.
И дух парит, и плоть огнем горит...
"Ну что ж, ангина, - доктор говорит.-
Я пропишу новейших средств букет,
И все пройдет.
А жаль - прекрасный бред".
«Температура» – поэтическая фантазия, жанр-не жанр, стиль-не стиль, казалось бы, не требующий чёткой композиции. Вот уж глупость, непрофессиональная, кстати, глупость. Поэтическое, как и любое другое литературное, произведение без стройной композиции – что непрерывная производная функции в отрыве от нуля:
завязка – развитие сюжета – кульминация – развязка
Слюной пишите Мандельштама,
Хоть кровью Пушкина – извольте!
Но и на воле долгожданной
За композицию – ни ногтем
Мой комментарий данного стиха – шуточный... лишь отчасти.
Старательно, как в детстве перед сном,
Сложив одежду на сиденье стула,
Я подошла к окошку босиком.
[Отсылка-то к детству, но уже само её наличие предупреждает, стих – не детский]
И - точно лист бумаги в печь - меня
В распахнутую форточку втянуло.
[Правду гуторит поэтесса, если дымоход исправен, как пить дать, втянет]
Там языками белого огня
Метель ярилась, заходясь от гула.
[Белый огонь генетически связан с только что упоминавшейся печью, между прочим, упоминавшейся лишь в связи с тягой. Но вот уже печь мнимая превращается в печь настоящую. И огонь в ней не мнимый, горячий, только теоретически продолжая быть холодной стужей. Это ещё покруче буфета из «Шашеля». Один из самых блистательных моментов в тексте!]
Декабрь был рад увлечь, обжечь [говорю же, что огонь натоящий]... Иссечь
Всю кожу мне - от пяток и до плеч -
Своей осатанелою крупою.
Рой диких ос пикировал с небес,
Сомкнув штыки и упоенно воя.
[снежинки – пчёлы ли, осы ли – не ново, но с сомкнутыми штыками – другое дело, тут уже явная перекличка с лермонтовским
Ну ж был денек! Сквозь дым летучий
Французы двинулись, как тучи,
И всё на наш редут.
Уланы с пестрыми значками,
Драгуны с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нам,
Все побывали тут.]
Сонм белых вСадников!
РождеСТвенская СвиТа!
БлеСТят мохнатых КОПий оСТРия,
ОСТРы плащей их льдиСТые КРая,
ОСТРы КОней их быСТРые КОПыта.
[Фонетически лучшая строфа, каждые ст-стр – как выстрел, каждые ко-коп – как цокот копыт, каждые св-вс – как свист ветра]
И вес исчез,
И стресса пресс исчез [стресса пресс – аллитерация удачной не показалась, и вообще, не думаю, что стресс самая подходящая здесь лексическая единица, чего попроще надо бы; по-моему, это как раз типичный случай отрицательного рецидива накопленного технического опыта, желание фонетически облагородить текст вносит в него ненужную сумятицу],
И содрана с души короста быта.
......................................................
Как сладко спят все те, кто были близки,
Там, там - внизу! [тук-тук, кто в тереме живёт?]
Как жалко их - до слез.
Я всем должна - но порвала расписки!
И белый смерч все по клочкам разнес [слёз-разнёс, классная рифма!].
И дух парит, и плоть огнем горит...
[Не уверен, что здесь нужны обширные комментарии, смешно же комментировать, когда и так «содрана с души короста быта» и «дух парит и плоть огнём горит» Одно слово – полёт, не чета тем полётам, свидетелями которых мы стали, читая первую часть «Блеска и нищеты...». Не стану вновь их цитировать, вдруг кто-то нашу беседу подслушивает, на ночь глядя. Одним словом, не полёт там был, а самый что ни на есть понос! Правда, с симптомами, характерными для запора]
”Ну что ж, ангина”, - доктор говорит, -
”Я пропишу новейших средств букет,
И все пройдет”.
”А жаль – прекрасный бред”.
[Не спорю, бред прекрасный! а возможно даже красивый...]
«Температура» – стих-фантом, стих-иллюзия. Закончился текст, лёгкий, свежий полёт слов и звуков, текст ни о чём и текст обо всём – о жизни, о смерти, о любви, о долге, о метафизическом бытие в условиях материального... вакуума. Ушли слова, а их вкус остался. Потому что иногда в поэзии куда менее важно ЧТО и гораздо интереснее КАК!
Валькирии в Валгалле снегопада –
Как хорошо!
Как ничего не надо!
###Биографическая справка###
Наталья Хаткина (на Стихи.ру – Старушка Х.). Родилась в 1956 г. в Челябинске. Окончила филологический факультет Донецкого университета. Преподавала русский язык и литературу в сельской школе, работала в донецких газетах, последние 20 лет работает в детской областной библиотеке Донецка. В 1981 г. в издательстве "Донбасс" вышел первый сборник стихов с предисловием Евгения Евтушенко. За ним в том же издательстве последовали книги "От сердца к сердцу" (1988), "Поэмы" (1998), "Лекарство от любви" (1999). В 1992 вышла написанная в соавторстве с М.Краснянским повесть в новеллах "Ребенок - это я!" (изд-во "Донеччина"). Стихи Натальи Хаткиной публиковались в журналах "Арион", "Октябрь", "Соты" (Киев), альманахе "Enter 2000" (Донецк, 2001) и др.
Скончалась 14 августа 2009 года.
Г л а в а
В т о р а я
МАРИЯ
http://www.stihi.ru/author.html?aleshechkina
Мария умеет давать слову новую жизнь. Такой у неё талант. Хошь верь – хошь не верь, хотя выбора у тебя всё равно нет:
### НОЧЬ ВЕСЕННЕГО РАВНОДЕНСТВИЯ ###
Пала ночь Навруз-байрам,
Пляшет пламень по дворам.
Выйду ночью на порог,
Щелкну спичкой.
Вдоль по спичке огонек,
Словно бричка.
Дунет ветер, снявшись вплавь
Через бездны –
Дескать, девочка, оставь,
Неуместно;
Отдохни – идет заря.
Спички жечь не надо зря.
Короткий текст. В таком любое слово стоит вдвое, втрое дороже обычного. Количество воды из так называемых слов-наполнителей здесь обязано быть сведено до минимума. И Мария оправдывает ожидание. Что ни строчка – откровение, а «воды» нет, ни звука лишнего!
Пала ночь Навруз-байрам
Ночь не наступила, не настала, не началась, но ПАЛА. Глагол пасть имеет несколько значений и практически каждое из них подходит к нашему случаю, придавая собственный оттенок происходящему (как в случае с Платоном в стихе Натальи Хаткиной): пасть – падать, пасть – терпеть поражение, пасть – утратить могущество... Навруз-Байрам – языческий праздник, праздник прихода весны, то есть падение такой ночи может означать поражение зимы, прекращение сопротивления новым жизненным силам. Ночь ПАЛА, как крепость, перед весёлым напором штурмующего её Навруз-Байрама.
Пляшет пламень по дворам
Существительное /пламень/ – опытный поэтический боец. И плясать в стихах ему уже доводилось не раз. У Марии пламень пляшет по дворам (в ночь Навруз-Байрам повсеместно зажигают костры, а на столах горят свечи), одним штрихом освещая все закоулки короткого стиха. Почему всё-таки устаревший и поработавший «в поте лица» на бесчисленную плеяду гениев и народа попроще, от Пушкина до Гумилёва, /пламень/, а не более привычное современному уху /пламя/? По мне, «пламя пляшет по дворам» фонетически выиграшней, но... Именно «старорежимный» пламень скорее ассоциируется со свечами, которые издали напоминают костры, из-за того же Пушкина с Тютчевым. Если бы по дворам плясало пламя, то мы более были бы свидетелями бесчинств «красного петуха». Одно слово, мелочь, но хорошо продуманная мелочь, справная деталь.
Самый же необычный образ рождается в следующей строфе. Поди ж ты, банальнейшая рифма СПИЧКА - БРИЧКА, почти что палка-галка, у Марии фантастическим образом тонкое тельце спички превращает в дорогу, по которой тянется бричка-огонёк. Немыслимая простота!
Вот так всё у неё. Ветер не просто дует, а снимается вплавь. То ли чудится в темноте ночи плеск морской волны, таинственные океанские дали, то ли запах весны сродни запаху захватывающего путешествия. Бездна – лишь относительно дороги-спички, огонёк погасить – что весну затушить, дунет ветер – собьёт бричку с пути. Где спичка и где бездна? А у Марии до всего рукой подать. Какой-то карманно-безразмерный стих. Что там девочке неуместно? Нарушать дворовую идиллию? Или мечтать о чём-то большом и светлом, величиной с небо (в такую ночь масштабы происходящего вряд ли различимы)?
А концовка... Практически памятка о противопожарной безопасности для абитуриентов воскресной школы. Пала ночь Навруз-Байрам, отгорели свечи, иссякла сила волшебства, вот и поэт свой пост сдал.
* * * * *
Сколько доводилось мне читать стихов о любимых городах? Больше всего, конечно, наши поэты любят Москву и СанктЪ-ПитербурХ, ненамного отстают от них Киев, Париж и Венеция, в золотой серединке держатся Одесса, Багдад и Долгопрудный, список топ-городов обычно завершают Баден-Баден и Жмеринка. Сюжеты таких стихов редко замысловаты. Обычно в них, как в путеводителе, перечисляются основные архитектурные достопримечательности, вспоминаются именитые уроженцы (в Калуге – Циолковский, в Таганроге – Чехов, в Цинциннати – Спилберг) и наиболее значимые исторические события. Героями подобных стихов нередко являются сами авторы. Если города родные, то в них они (временно, естественно) возвращаются, неся, соответственно, весь груз воспоминаний о босопузом детстве и нерешительном отрочестве, как правило, с первым и не самым гигиеничным поцелуем.
У Марии вроде бы всё происходит согласно последнему сценарию:
### МАХАЧКАЛА ###
В этот город, где дома сплелись
Под землей корнями, как растенья,
Я все возвращаюсь, как Уллисс,
Все никак не кончу возвращенья.
Поднимаю голову: над всей
Улицею небо - в этот город
Возвращаюсь я, как Одиссей,
Но вернусь, наверное, не скоро.
С вечера решаю я: ну все,
Я сегодня здесь! Долой химеры!
А меня уносит и несет...
Я у сквера - и не вижу сквера...
К счастью, единый трафарет отброшен сразу: сплетённые корнями дома – штучный образ, вновь подтверждающий яркий, хоть и ненавязчивый, стиль автора. И возвращение в родной город у Марии явно не типично. Воспоминания её героиню если и мучат, то как-то уж слишком по-литературному, то она, извольте полюбоваться, возвращается Улиссом, видимо, преодолевая сложившиеся в пыльной провинции своего отрочества пуританские представления о жизни, то Одиссеем, очевидно, борясь с собственными драконами и разрушая частные минимифы-стереотипы.
В стихе нет никаких внешних опознавательных знаков. Может быть, город -
Махачкала. Может - Армавир. А то и вовсе Ессентуки! Дело в том, в сущности, что стих о Махачкале лишь постольку, поскольку героиня (вместе с автором) там живёт. В остальном же стих о... извини, внутреннем росте. Растёт, понимаещь ли, героиня и никого, кроме себя, этим практически не достаёт. Может быть, не столько в длину растёт, сколько вширь, но более речь идёт о росте, ещё раз извини, духовном. Детство, увы, позади, одни мечты и фантазии уже похерены, другие живут пока. Химеры? Ну, зачем так грубо – иллюзии... Уносят они героиню прочь из города, а реальность возвращает. Что за сквер там? Какая разница, может в этом сквере на скамеечке был запечатлён тот самый первый поцелуй, а может этот самый стих, а может... А ты говоришшь «Армавир»! О нас с тобой стих-то, молодость у каждого чай была (или есть, или будет), а возвращаться у неё привычки нет.
Мой любимый из опубликованных на Стихи.ру текстов Марии
### МНЕ УЖАСНО ХОЧЕТСЯ ВПИСАТЬСЯ ###
Мне ужасно хочется вписаться
В тот далекий солнечный этюд,
Где мои дворовые двенадцать
Мелом и резиной отдают.
Мы на солнце плавились часами:
Пыльный мяч, кирпичная стена...
И всегда, всегда была над нами
Страшная для взгляда глубина!..
Ни минуты лишней не сидела
Я в своей бетонной конуре:
Мигом сланцы на ноги надела –
И опять скитаюсь по жаре!
И уже почти что краснокожа,
Яростным огнем измождена,
Я была на Маугли похожа
И, как кошка с мусорки, вольна.
Как же это все вдруг поменялось,
Словно вид в машине из окна?
Лишь на карте памяти осталась
Мутновато-желтая страна.
Но и в самой дальней части света
Мне напомнит взрослая жара,
Как в двенадцать лет прекрасно лето
На асфальте грязного двора.
Стих одновременно и цветной, и чёрно-белый. Первая основная краска – огненная:
Мы на солнце плавились часами;
Яростным огнем измождена;
И уже почти что краснокожа;
Мутновато-желтая страна;
Мне напомнит взрослая жара
Вторая основная краска – серая (пыльная):
Пыльный мяч, кирпичная стена;
Я в своей бетонной конуре;
... как кошка с мусорки;
На асфальте грязного двора
Отдельные статичные картинки в стихе вдруг обретают движение и сменяют друг друга, как в ленте проектора, такие стихи я называю КИНОстихами, они как готовые сценарии, которым нужно только обрасти диалогами. Свет есть, воздух, динамика, объём («И всегда, всегда была над нами страшная для взгляда глубина!..»), даже запах («...мои дворовые двенадцать мелом и резиной отдают»). А какие яркие мелкие детали:
Мигом сланцы на ноги надела...
Сланцы – примета времени и слово-то вёрткое, живое.
Вот ещё одно чудо – язык. Слова у Марии простые и знакомые. Как же они начинают жить особой жизнью, как автор находит для них выгодную комбинацию?
Фактор звука виноват во вторую очередь:
Ни минуты лишней не сидела
Я в своей бетонной конуре:
Мигом сланцы на ноги надела –
И опять скитаюсь по жаре!
Сочетание фрикативных и сонорных согласных, перебивающееся опорными. Практически классика. Учи не учи, такой слух – от Бога. Но только звука мало. И он вряд ли занимает автора прежде. Рифмы? Наипростейшие, за исключением, может быть, краснокожа – похожа, жаре – конуре, то есть всё строится на другом, а именно – физически ощутимом временном и пространственном перемещении. В приведённой строфе эффект движения достигается сдвигом временных промежутков – «ни МИНУТЫ лишней» ---------- «МИГОМ» и с помощью глаголов, обозначающих динамическое движение – сидела-----надела-----скитаюсь, а также стремительным изменением места действия: бетонной конуре-----жаре.
Как часто происходит, что автор научился-таки ладно лепить художественные образы, производство их попросту поставлено на конвейер, но для него (автора) всё ещё остаётся проблемой №1 поиск химической реакции, позволяющей отдельным образам срастись в единое целое. Хотя... чаще всего ничего он и не ищет, считая, что производимая им груда гальванизированного метафорами и сравнениями хлама есть конечная цель. И нет ему дело до того, что проку от ничего не крутящих, но сладко сияющих шестерёнок ни-ка-ко-го! Стих – очень сложный механизм и прежде, чем он оживает, приходится заниматься кропотливой работой притирки и подгонки. Как это делает Мария? Как это делает Старушка Х? Как это делают многие другие? Рецепт, в принципе, один. Чтобы его исполнить, необходимы, как минимум, три качества – два природных, одно приобретённое: лирическая интонация, слух и... знания. Но всё это остаётся за кадром, а в кадре...
Настоящее литературное (и не только литературное) произведение – это выдумка, сказка, которая иногда почему-то очень напоминает окружающую действительность. Мария пишет сказки, в которых, оказывается, живут настоящие люди. Да, собственно, мы и живём. Если мы не фантомы, конечно.
###Биографическая справка###
Мария Алешечкина (на Стихи.ру – Мария) родилась в 1978 году в Челябинске. Корреспондент “Московского комсомольца”, член Союза журналистов России, дипломант Пушкинских фестивалей в Москве 2000, 2001, 2003, 2004, 2005 годов и лауреат Пушкинского фестиваля 2002 года в номинации “поэзия”. Участник Пятого Форума молодых писателей России 2005 года. Печаталась в местных периодических изданиях, в журнале “Московский вестник”, журнале “Дарьял” (г.Владикавказ) и ряде поэтических сборников. Мария живет и работает в Махачкале (Дагестан).