Вот мой пинцет и банка с ядом,
Я душу бережно беру, не повредив ее крыла,
Вдыхаю терпкую пыльцу и аккуратно умерщвляю.
Ее агония легка… возможно, это был циркач,
А может Всадник или я, покорный ваш слуга...
На что укажет точно бирка, чеканная ее латынь.
О, как вульгарен арамейский, опять жара, жара, жара...
Центурионы пахнут потом, и запах роз сведет с ума
Мою любимую собаку... в гербарий бы, в гербарий душу...
Среди истлевших фолиантов, меж их пергаментных страниц
Познаю много мертвых истин и мраморных холодных глаз...
Я буду вечно спать и грезить осколками этрусских ваз.