Мне повезло – ведь окна выходили
во двор, густеющий, как лес,
и пятый мой этаж под крышу влез -
его перерастала лиственница
с теплыми ветвями.
Напротив детский сад
лишь в звуках ощущался нами,
скрываясь за охраной тополей
(и детский этот городок взрослей
за эти годы стал, и робкие аккорды
сменили гвалт,
и темп их убыстрялся).
Ах да, ещё… вдоль дома тротуар
был как туннель в зеленой массе
из сомкнутых ветвей -
таинственная улице аркада,
колышущийся томный Ренуар.
Излишество у города одно
являло облик, скромную отраду -
высокая торжественная арка,
Колизей
на фоне расходящихся аллей,
просвет огромный, архаичный, яркий…
Всё остальное было – дух,
невеществленный, напряженный, жаркий,
в именованиях домов,
в рядах рядов томов,
ученый печатлевших розыск,
в баталиях умов…
Два пруда, эти волглые очки,
одел высоколобый отпрыск,
из предвоенных лет протопавший доднесь,
уставший, слеповатый и седой,
смотрел сквозь них напыщенный такой
на городок и окружающую весь
все долгие года -
и вот настал покой,
резоны новые направили толчки
сердец неугомонных навсегда
куда-то вдаль…
а резонаторы, магнитные системы,
ферриты, полоски, спирали
свивались в одинокую печаль,
им были грустны эти эпистемы -
а их ведь были уймы, тыщи тыщ…
Да, под очками, на щеке
печальный прыщ
на днях образовался,
и он свербел, краснел, неистово чесался -
то был неправильный обмен веществ,
и дать бы по руке,
что в рот тянула
несвежий блин и лишний шоколад,
да левая рука не знала правой.
Но в целом облику был город рад,
он был ведь как бы ближнею заставой
у крепости большой,
был очень юн,
не мерялся со славой
форпостов древних на Руси родной,
и был он небогат,
как всякий младший брат,
но, впрочем, не был он и слишком робок.
Его смущал лишь редкий ряд досад -
любил зимой он отдохнуть в сугробах,
раскинуться средь лета в неге луж,
к нему непостоянно зоосады
в любви своей являлись на постой,
а так, о, боже мой! –
он был довольно дюж,
был воздух упоителен и сладок,
и трепетные клены так же были рады
тенить фасады,
и озерный зной
совсем не равен городскому аду -
как раньше, мы вдвоем -
и, видимо, покой
уж здесь мы и найдем,
последний дом и дольнюю прохладу…