А я ничком в кровать упала, и, нюхая твои духи, с фонариком под одеялом всю ночь пишу тебе стихи, смущаясь, комкаю страницы, жгу на неоновом огне. Попробуй, милая, присниться ты на рассвете только мне.
Я поведу тебя к заливу – там небо, волны и гранит. Там я была такой счастливой, ну а теперь душа болит от этих барж и горизонта, Кронштадта где-то там вдали, давай, я буду сто четвёртой, пусть только больше не болит.
Ты же сама тогда сказала: во сне всё просто, без затей – не разбегаться по вокзалам, не стричься, не рожать детей и на себя не мерять стили стран, неизведанных пока. Пока тебя не разбудили, есть только эти берега и эти чайки, это небо и солнце, ухнувшее вниз. В гробу видала в белых кедах свой распроклятый дуализм! Из искры в пламя возгораюсь – неважно, кто кого убил…
А ты, пожалуйста, родная, хотя б сейчас меня люби.