Я стою сто тридцать рублей, а серебряный век –
сто тридцать два.
Это несправедливо, ведь нас так мало осталось.
…Она говорит мне шепотом, я слышу едва,
Едва ли я слышу то, чего так боялась.
У нее голова, скошенная с русских полей,
И губы, изрезанные страничками классики.
И я люблю ее так, что рот заболел,
Но мне нечем будет платить за ее грехи.