Она готовилась к поминкам,
как к вернисажу портретист:
у стен стояли в ряд картинки -
портреты тех, кого здесь нет.
Столы ломились от закусок –
икра и праздничный салат,
графины с клюквенной настойкой –
её это не напрягало.
А покойники поглядывали с портретов смущённо,
как будто чувствовали, что своими взглядами они вторгаются
в совсем чужой праздник.
Она боготворила внуков –
пошло ли внукам это впрок?
Они – любили дискотеки,
свободу, ролики и рок.
В свой день рожденья с давних пор
лимонный торт она пекла
и делегацию коллег
за круглый стол сажала.
Она не понимала, зачем в этот или другой день ждать от кого-то подарков.
Что потом с ними делать?
Подарки обычно складывались в стол,
затем они перенаправлялись другим именинникам,
так и оставшись нераспакованными.
На Пасху жаром от свечей
захватывало дух.
Дыхание толпы вокруг
уничтожало кислород,
необходимый, чтобы петь,
и чтобы всё это терпеть.
И ей было немного дурно, но она старалась не показывать свою слабость,
и стояла так, будто всю жизнь привыкала стоять и петь
всю ночь напролёт
в комнате, из которой выкачан весь воздух.
В День Корюшки огуречный запах
густой, как туман, стоял над заваленной чешуёй набережной
с проблесками силуэтов крепости и мечети.
Бабушки спешили приобщиться бьющей ключом радости поглощения.
А торгующие тёрли сальными пальцами помятые бумажки,
пересчитывая их.
В День Алых Парусов столбы
под окнами роняли флаги.
И они оказывались в руках у разъярённых
пивом и неизвестно чем пробуждённой страстью
мальчишек.
В День Города толпа заканчивала восхваления оплота своей гордости
бодрыми выкриками в поддержку любимой футбольной команды.
Тех, кто по несчастью оказался в гостях,
ругали отборной руганью.
Внуки захватчиков и захваченных надеялись,
что Царственная Власть когда-нибудь раздаст им наследство,
принадлежащее им по праву самоназвания.
Она стояла у окна
и громко причитала.
И на газоне у дверей
пивные банки подбирала.
……………………
Она скончалась очень тихо –
был удушающий июль.
Дети и внуки по очереди выходили из пузатого автобуса
на тропинку перед недостроенной церковью.
Молча шли к холмику свежевырытой глины,
молча стояли у металлической ограды,
бросая глину на ничего не чувствующий слепок
её вырвавшейся на свободу души.
И говорили ей о том,
какой она была живой,
и как навеки невозможно
ей быть другой.
Аминь.