У всех своя судьба. И тернии. И розы.
И мистика своя в словах «скончанье дней».
Уходит чья-то жизнь огнями «Марипозы»...
Черту не преступив, узнать ли, что за ней!
Да и Костлявая из жизни вырастает –
Я не берусь судить реальность свысока...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В Смерть уходяший даром не болтает -
Ужели мерить дух... длиною языка!
И колокольный звон заставит смолкнуть бредни
И обозначит завершённый путь –
Кому-то суждено в тяжёлый миг последний
«Нерв медного динамика» рвануть.
«Сорвать стоп-кран, пока сознанье не угасло...» –
Болтать об этом – хлебом не корми
И у огня стоят, и подливают масло...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но что-то в этом есть... И чёрт меня возьми,
Вдруг полюбись и мне вкус вашего «товара» –
За вами – хоть в огонь. Хоть в воду. Так... куда?!
Ба! Вот он, мой герой – сидит у стойки бара.
Плесни чуток, родной, чай, виски – не вода!
Чё ж не торопишься под гробовые доски,
Хоть для посмертной славы дележа?
«Слабо стреляться», как сказал Высоцкий?
Иль пятками ходить «по лезвию ножа» –
И не бояться... зараженья крови –
Ведь как же с оным «суицид» свершить!
Что ж, признак характерный – пу-сто-словь-е.
Не дрейфь, тебе не помешает жить!
Но ежели свербит, ни много и ни мало,
«Избавиться от этой мелкой суеты» –
В Голландию, пиит: там узкие каналы,
Народ по берегам, и низкие мосты.
Вот, от меня уже носы вовсю воротят:
«Пфуй! Над святым насмешничать грешно!»
Ась? Не служить мне в суицидной роте?
Не то чтоб страшно – даже не смешно!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
У той же стойки опростаю шкалик –
От водки сдохнет безработный мавр...
Не грех писать? Не грех и зубоскалить!
Бумага терпит... . Ну, прощай... кадавр!