Скачет всадник
----------------
Hoppe, hoppe Reiter!
Eine Melodie im Wind.
Mein Herz schlagt nicht mehr weiter!
Und auf der Erde singt das Kind.
(Rammstein - Spieluhr)
«Лазурною тропою в одном чудесном сне
По небу скачет всадник на огненном коне...» -
Звучит, не прерываясь, мелодия, летя,
Но, жаль, ее не слышит прекрасное дитя.
Уныло плачут тучи, роняя слез хрусталь,
Но капли дождевые не растворят вуаль.
Лежит малыш безмолвно в кладбищенской земле,
И тихо льется песня об огненном коне.
Хотел от всех укрыться – исчез в своем мирке;
Сбежал от зла и боли с шкатулкою в руке.
Теперь один навеки в земле он погребен,
Стеной людского плача от мира огражден...
Звучит, не прерываясь, мелодия, летя,
И всадника по небу, за горизонт ведя:
«В тот край, где дремлет мальчик в подземной тишине,
Скачи, скачи, мой всадник, на огненном коне...»
Но вот остыли слезы, и туч не слышен стон -
Мороз коснулся неба, окутал детский сон.
А песня все струится из темной глубины,
Как будто кто-то взводит пружину изнутри.
Как будто бы рукою, касаясь черных струн,
Он вновь и вновь играет на арфе полных лун.
Зовет малыш кого-то в свой маленький мирок,
Но только кто ж прорвется в могильный тот чертог?..
«Лениво всходит солнце в лазурной вышине,
А всадник уже скачет на огненном коне.
Туда, где льется песня сквозь мрак и боль земли,
Туда, где мальчик дремлет в кладбищенской пыли», -
Звучит, не прерываясь, мелодия, летя,
И все печальней стонет умершее дитя.
Уже бушует вьюга и сыпет липкий снег,
А песня все играет, свой доживая век...
Погасла песня ветра в рассветной пелене,
А звуки лунной арфы не плачут в глубине.
И утро наступило, рассеяв мрак ночной,
И тишина нависла над стонущей землей.
«Лазурною тропою в одном чудесном сне
По небу скачет всадник на огненном коне
За ним, не прерываясь, мелодия, летя,
Уводит в край далекий прекрасное дитя...»