* * *
Я буду вопить, как безумная рыба,
когда ты коснёшься моих плавников.
Тебе уготованы пряник и дыба,
а также талоны на молоко
за вредность, за редкость ( я – зверь Красной книги!):
в моей партитуре – молчанье Дега.
О, как восхитительны райские фиги!
Какая янтарная солнца нуга!
На тоненьких лапках паук-черепашка-
отчаянный ниндзя-певец-аксакал…
Моей чешуе всё же ближе рубашка,
в которой закат за рассветом скакал.
…Разбиться, сродниться с отчаянной болью,
разлиться молчаньем тишайшего дня.
Всевышний, наверное, очень доволен
тому, что ещё не придумал меня.
Но соком в саду наливается мякоть.
Пора отчуждения. Где же ребро?
Не надо, не стоит заранее плакать
над тем, чему сбыться, увы, не дано.
Но всё-таки будут ресницы в ресницы
нырять, натыкаясь на нежности дно.
И будет победа под Аустерлицем.
А чьё пораженье? Не всё ли равно?..
Помпея, Париж, Петербург – переулки
в разбросанной Вечности. Важен очаг,
который согреет и мысли, и руки,
и блеск отразит в сладких снах палача…
Пока кто-то бьётся над правильной рифмой,
Адам – под наркозом. И синяя нить
пульсирует, связана с жаркою лимфой.
Нет сил шевельнуться, нет сил говорить.
Ещё впереди буйство красок скандалов,
ещё я дремлю, прижимаясь к земле.
Качается небо над крышей устало,
и райское чудище чудится мне.
Грех сладок, и терпок, и горек на ощупь.
Зачем я раскачивать бездну взялась?
Опять прорастаю сквозь книжную толщу,
чтоб женской природы примеривать власть.
Ну, здравствуй, Ромео, Тристан Монте Кристо!
Как? Вы не боитесь любовных оков?
Я с вами, поверьте, и ныне, и присно,
И, что очень грустно, во веки веков.
Ещё за порогом бушуют метели,
И нету понятия «враг у ворот».
Вечернее зарево «Ркацители»
В бокалы небес кто-то трепетно льёт.
А там… набирают разбег шестерёнки…
С букетом признаний Бальзак и Дали…
Взрываю покой чистым взглядом бурёнки,
и лифт обрывается где-то внутри.
Что, милый, доволен? Довольно ли неги?
Мой славный профессор иль товаровед.
Спешат распуститься прозренья побеги,
где множитель «да» перемножен на «нет».
Но тысячи раз эту плёнку мотая
и зная финал по прошествии лет,
мы ловим такси, ждём до ночи трамвая,
надеясь, что будет счастливым билет.