Он выпускал из старой клетки сердце,
и всё, что было прочным, стало зыбким,
и медлил ход израненного герца
жестяной заусеницей улыбки,
у пациента местной фармации,
под заунывный стон усталой скорой,
светил фонарь одностолбовый мцыри,
фонарь давал еще немного форы,
алмазным газом смазывая шторы,
даря неона мертвенные фалды,
он намекал на свечи и просфоры,
на купоросный нос на катафалке,
и проводам, картавая весталка
вторила, галка, наглым телеграфом,
и хорохорясь, перхала хабалка,
сливая сплетню местным каллиграфам,
“Дядь Коля помер, дядю Колю жалко”