Когда ты уедешь в Петербург, а я останусь, я оч сильно…
(из sms в ночь с 5 на 6-ое декабря 'o6)
питер, ты же знаешь,
ты всегда для меня
санкт-петербург,
только так.
но сегодня
я к тебе как к другу.
мне столько нужно рассказать,
выговориться или даже
ты уж прости, - повыть.
потому – «питер»,
ладно?
так вот, рассказываю:
у нас зима. шестой день как.
и пока не холодно, но
мои внутренние календари
упрямо показывают
середину января-февраль.
мои ребра покрылись инеем.
я внутри уже почти вся
под черепицей льда.
[это] почти не больно,
но я
знаю, что [за] этим обычно происходит:
в эти три проклятых забытых Господом
(у него почему-то всегда
именно на них выпадает отпуск)
месяца у меня притупляются чувства,
я перестаю чувствовать мир в его полноте.
в меня почти ничего не проникает,
|а ты ведь понимаешь, что это для меня|,
а себя в себе
делается невыносимо много.
вот бы мне как в «bogине» впрыснуть в себя
инъекцию. и перестать быть. и чтобы
следующая остановка – март.
не подскажешь, где такую достать?
мне - как истинному медведю -
хочется в берлогу. и спать-спать-спать.
не читать, не писать, не думать, не слушать,
никого не видеть. быть все время одной,
укрывшись|спрятавшись с головой.
а особенно трудно знаешь что? –
не замечать
этой серой полосы бледного света,
змеюгой выползающей из-под штор.
[таким утро бывает только зимой]
таким я его ненавижу.
питер, я каждый день теперь
совершаю маленький подвиг,
выудив себя из-под одеяла,
отправивши в душ, чтобы – кофе,
а потом на себя - бронь шкур.
и чуть позже - улица,
кишащая таким же людьми|шубами.
ветра-метель-мелкий снег
наносящие на лицо
жизнерадостный макияж
типичной русской бабы.
я прячусь за шарфом.
и воздух разъедает мне кожу.
да, я забыла сказать –
у нас зима
с ноя-бр-я по апре-ль.
представляешь, да?
и как тут, скажи мне, выжить
и не сойти с ума?
единственное, что я смогла придумать,
за все эти годы практики пыток -
это не замечать дня.
я живу ночами.
(вот и сейчас я пишу тебе,
а времени – два)
это время, когда
я жгу свечи, и руками
говорю с музыкой.
(иногда мне кажется,
что я могу кончить
от одних только звуков)
я уже наизусть помню
последовательность фотографий
в папке жанрового че-бэ фото,
и что гатчина на моей стене
над оградой летнего сада.
я научилась варить неплохой кофе,
практикую эксперименты с добавками.
я курю пачками. я тормошу архивы.
испещряю обои стихами. вермут с соком
и миндальное мороженое
под фильмы клапиша отоя
фон триера альмодовара.
я рисую обнаженных девушек без лиц
и даю им имена.
начинаю писать письма, но не выходит.
иногда так хочется [тишины] -
тогда я сжимаюсь на диване в комочек
слушаю, и пытаюсь ее классифицировать.
я учусь не слышать попугая соседки
и разговоров, вырывающихся из розеток
нашего картонного дома.
я из последних сил ищу разнообразия|новизны
и крашу волосы /правда, в чёрный/.
я нашла себе очень забавные рукавицы,
ношу яркие одежды и фенечки,
улыбаюсь птицам,
хожу в театр
и занимаюсь конным спортом.
но это всё не то…
я говорю с тобою.
ты меня слышишь?
…
питер, мне хочется материться.
я обещала тебе приехать зимой.
если это случится, будь готов
получить пощечин.
мальчик мой,
этого ты от меня еще не слышал.
и, должно быть, никак не ожидал.
так вот… /а в горле ком/
ты – самое большое мое [не]счастье.
до тебя еще никто
[так] не ломал мою жизнь.
я говорю с тобой, а моя мама плачет
(ей кажется, что я люблю тебя больше, чем её).
я говорю с тобой, а мои друзья думают,
что мне подарить на память,
хотя я здесь и до от(пере)ъезда ещё далеко.
они знают, что для меня значит быть с тобой,
но если мандарин поделить на дольки, -
он, знаешь, сохнет.
каково?
я умоляю о раздвоении личности.
пока всё.
(2.49. // 5-6.12.О6.)