Лампадка у киота. Закрыты тюлем окна.
В углу - с десяток фото. В ковригу ножик воткнут.
Бюстгальтер. Кильки. Ватник... Бьют ходики с кукушкой.
На мамкиной кровати - пацан лежит с подружкой.
И солнце лезет в окна, как ухажер под платье,
и нежный женский локон всем звездам в небе кратен
Кричит петух, да трактор вполголоса кудахчет.
В окошке, возле тракта, лениво бродит кляча.
Вокруг поля, безмерны, полощутся под ветром.
Навозом пахнет с фермы за много километров.
И медленные мухи жужжат, садятся всюду,
стоит с утра на кухне немытая посуда
Невольно тут опешишь - Россия, ты ли это,
наследство душ умерших, опричников, поэтов?
Из века в век страданья, молитвы и надежды,
тоска воспоминаний о том, что было прежде...
Не дождь и ветер – слезы шумят над русским полем.
Не зимний скрип полозьев – мурашки скрытой боли
И что настанет завтра? - Не угадать умами!
Решил ли главный автор, что надо делать с нами?
Пока без смысла бродишь, повсюду ждет опасность
(в стакане лишь находишь и полноту, и ясность),
и проще пить масштабно, смотреть в окно с тоскою
да гладить пса иль бабу (что будет под рукою).
Но - приглядись! - сквозь пьянку проглядывают дали,
на дальних полустанках не сгнил перрон из стали,
а в оборотах речи звучат Толстой и Пушкин,
и пахнут медом свечи в отстроенной церквушке.
Наследство русской крови ждет рук, хозяйских, добрых,
и колокол подобен биенью сердца в ребрах