Целый мир в половине кубометра вязкой, липкой, в былом прозрачной воды… Целый мир в отражённой реальности, искажающейся от исступленного кашля осеннего ветра…
Это не просто ушат прохладных молекул водорода и кислорода, небрежно вылившихся из небесного нутра, нет. Это фальшивая стихия, скупо вбирающая в себя всё происходящее. Это эпицентр зеркальной жизни. Это городская лужа.
Жизнь её коротка. Всё это недолгое пребывание в соседстве со старым советским бордюром, покрытым коричнево-зелёной слизью с запахом нечищеного унитаза, по своей сути нелепо и безвкусно.
Безвкусно и точное попадание в эту самую лужу полупереварившегося вонючего сгустка, появившегося на свет из организма воробья. Он не стесняясь справил нужду прям в полёте, а тёплый сгусток шлёпнулся с шипением в зеркальные объятия лужи под углом в 49 градусов. Он ушёл под воду, коснувшись грязного дна, и через 2,5 секунды всплыл на поверхность, ожидая перемен.
И перемены не заставили ждать себя. Шумно вобрав в воспалённую глотку воздух вперемешку с собственной гриппозной слизью, немного поклокотав ею, небритый сантехник дядя Гриша громко сплюнул сквозь давно нечищеные оттенка охры зубы. Счастливый комок слюны, соплей, зубного налёта и прочей дяди Гришиной прелести радостно плюхнулся в ту самую лужу, аккурат рядом с воробьиным помётом, окончательно позеленевшим от одиночества. Лужа содрогнулась от неожиданности. Комок прелести повторил путь товарища, медленно коснувшись дна лужи. И теперь, всплыв через 1,5 секунды, радостно воссоединился с обмокшим помётом.
И плавали бы они вместе с остальным живописным мусором ещё целую вечность, дополняя своим неповторимым уродством картину мира. Но влетевшая в самый центр лужи детская нога в потрёпанном кроссовке вьетнамского происхождения оборвала грязноводный союз помёта с дяди Гришиной слизью, оросив старую землю холодным фонтаном неудавшейся псевдореальности…