Когда Ваткин сообщил эту новость, то Костя сказал:
- Этого не может быть. Это цирк, дурдом и Болливуд.
Ваткин слегка обиделся. Его можно понять. Когда человек всю жизнь ищет своего родного отца, то странно, если лучший друг так реагирует на сообщение, что этот отец наконец-то нашелся.
Конечно, глядя на Софью Андреевну Ваткину, доживающую свой век в счастливом безумии, поверишь в непорочное зачатье. Но, как метко сказал Полуэктов, «мы все же материалисты, и верить в то, что Ваткина доставил аист или DHL просто отказываемся». Чисто теоретически, какой-то отец у Ваткина должен был быть.
Отцом оказался немолодой мужчина аристократической наружности. Его голова затейливой формой, и – отчасти – цветом, напоминала кабачок цуккини, поставленный вертикально. Столько же и волос. Глаза прятались сначала за очками, потом за мохнатыми ресницами. Сверху были нахлобучены косматые брови, что как-то противоречило лысине. Нос папы Ваткина был не выдающимся, а вот рот – напротив, выдавался, еще и как, жил своей отдельной жизнью – говорил, плевался, кривился, облизывался. Черт-те что, в общем, а не рот.
Полуэктов сказал потом: «Ощущение, что папа только что съел ребенка». На вопрос Кости «почему именно ребенка», Полуэктов сказал, что это как-то особенно омерзительно.
Отдельно от всего остального папы жили так же его руки. Они то легко взлетали, то трагически падали, то недоуменно застывали.
- Вы напоминаете мне Марселя Марсо, - сказал подкованный Костя.
- Марселя? Марсо? - переспросил папин рот, а папины руки нарисовали вопросительный знак и горько опустились на колени, - не знаю, не знаю….
Есть расхожий штамп: «одет он был бедно, но чисто». Так вот, папа Ваткина, напротив, одет был дорого, но грязно. По косвенным признакам можно было признать за папиным пальто и костюмом богатое происхождение. Внешние же данные наталкивали на мысль, что папа спускался в этой одежде в шахту.
Папа сидел на кухне у Ваткина, ел своим ртом, все, что успевал нарезать его якобы сын, мотал руками, вздыхал и чесался.
Ваткин интересовался:
- Как прошла ваша жизнь, папа?
- Ох… в страшных мучениях, - затем почему-то добавлял православным голосом, – сын мой…
У Ваткина наворачивались сентиментальные слезы, Костя цедил сквозь зубы: «какая пошлость», Полуэктов нервно хмыкал.
Грязный папа категорически отказался от ванны. Не узнал Софью Андреевну, хотя она несколько раз и шмыгала мимо него в туалет и обратно. Время от времени хватал беспокойными руками Ваткина за подол рубахи. Иногда переставал есть, задумывался, глядя в окно, шевелил губами без звука.
Костя вывел Ваткина в коридор:
- Где ты его взял?
- Это мой папа, Костя!
- Как ты определил?
- Это не объяснить… Я чувствую, понимаешь. Я шел мимо зала игровых автоматов. В этот момент папа упал мне под ноги. Он был крайне истощен.
- Его выкинули из зала игровых автоматов?, - уточнил Костя.
- Его привела ко мне судьба!
- Ваткин! Ты – идиот. А этот папа – аферист. Ты документы его видел?
- Что я, сволочь, что ли – спрашивать паспорт у родного отца?
- С чего ты взял, что это чучело – твой отец?
- Не смей говорить о моем папе «чучело»! Он сам сказал мне «сын мой»! И я сразу понял, что это он и есть – Дмитрий Петрович Ваткин, мой отец.
- Он назвал тебе это имя? Ведь нет же, Ваткин? Вот пойдем сейчас, спросим, - и решительно вошел в кухню.
- Э-э, любезный…, - начал Костя довольно старомодно, - как вас величать?
- Ох, - папины руки вспорхнули вверх и резко упали на грудь, - какое это уже имеет значение? - и папин рот страдальчески скривился, – я, Иван, не помнящий родства…
- Что вы делали в зале игровых автоматов? – голосом Дзержинского спросил Костя.
- Я?.. Ох… Я там играл.
- Разбогатели?
- Отнюдь. Приходится признать, что поручик Кутасов по-прежнему нищ…
- Так ваша фамилия Кутасов?
- Увы, - папин рот вытянулся в тонкую линию, - увы…
- Хорошо. Кем вам доводится наш друг Ваткин?
- Ваш? Друг? Ваткин?.. Мне? – тут уже в диалог включились папины брови, мохнато зашевелившись на лбу. Папа прижал их нервной рукой – доводится?..
- Прекратите!.. Вас зовут Дмитрий Петрович?
- Меня?..
И здесь у Полуэктова, сидящего до этого в углу, окончательно лопнуло терпение.
И он сказал:
- Костя! Ты, в натуре, допрос этот кончай. Ты что, не видишь, что этот папа – безумен? Щас я вызову Витька, и мы увезем его в Кащенко.
Ваткин вскочил:
- Я не позволю вам трогать моего отца!
- Вот, - сказал тогда Полуэктов, - смотри, Костя, все сходится. И он действительно приходится ему отцом. Потому, что очень логично, когда у двух сумасшедших рождается третий… Блин... Ты звони, Ваткин, когда у всей вашей чокнутой семейки обострение пройдет.
И все ушли, оставив душевнобольную Софью Андреевну, странноватого папашу и раскисшего Ваткина.
Через пару дней папа исчез, так и не помывшись. Зато унеся с собой, очевидно, в память о сыне, четыре мельхиоровых ложки, «Историю государства Российского» Ключевского, и транзистор «Спидола», сохранившийся у Ваткина в рабочем состоянии с середины прошлого века. А больше-то у Ваткина и брать нечего.
Странно, что язвительный Костя и грубый Полуэктов не любят вспоминать эту историю. Все-таки гуманистическое начало в них очень сильно, и обижать лишний раз Ваткина они не стремятся.