В интерьере молчания
хочется завести зверя
(кошку, что ли? – чтоб охраняла покой).
Зачем тебе, глупая, двойные двери,
если можно короткой, «телеграфной» строкой
нарушить твое равновесие? –
схватить за локоть, ударить, трясти,
потом извиняться пространно.
И весело
и злобно смотреть. И уйти. И уйти…
Какая разница, кто и когда?
Ведь отозвалось,
вспомнилось…
вот и
мучает.
Женщина. Двадцать лет. Да!
И все же – кто он и кто ты?
Кто ты?
Ты не хочешь считать себя жертвою, нет.
Ты даешь выход собственной злости.
Мир широк!
Для тебя в нем – лишь кости
мастодонтов тех прежних, счастливых лет.
Улицы, площади, люди… Анналы
взорванных судеб. Иллюзий. Измен.
Ты их не видишь. Приелось. Достало
анализировать весь этот тлен!
Концерты, кино, цветные огни:
какой-никакой ¬— а шаг
за порог.
Пусть знает твой враг,
да и все они,
что у тебя – еще много дорог,
что не тупик…
А домой –
как с ночного дежурства –
одна,
и грязь под ногами во тьме не видна.
Ты носишь вечный сумрак в глазах,
и траур, правда, лишь на ногтях:
черный лак облупился.
И что-то в тебе
отчаянно, резко кричит, что ты
слишком женщина,
слишком женщина,
слишком – для этой сырой темноты!
Но о том ты могла бы сказать
только мальчику из далекого детства,
который жил по соседству,
и рвал для тебя с газонов цветы.
Вы вместе ловили тритонов в пруду,
он навеки унес в сердце мечту,
что, может, когда-нибудь ты…
Девочка!
Пройдут твои двадцать эпических лет,
срывы, бури, холод ран,
разочарование…
Избежать этой боли нельзя,
но ты будешь знать, что не зря
сегодня покинула мрачное здание,
которое домом считала.
Его было слишком мало,
слишком мало,
для такой счастливой тебя.