Родина детства

Елена Панченко
РОДИНА ДЕТСТВА

1
Бубны, флейты и волынки,
Клавесина перезвоны,
Нежных скрипок паутинки,
Незамеченные стоны.

Всё красиво, всё счастливо,
Всё в волнующем начале.
Звуки счастья в пропасть плыли,
Но об этом все молчали.

2
Где-то небо птицей кружит
Над немым ещё привольем.
Чёрный лес обрезком кружев
По серебряному полю.
Там, за призрачной завесой,
Без сомнений прежних боли
Колдовское тесто месит
Жёлтый свет моей юдоли.
Облака к росе спустились,
Стали маревом тумана,
Засветились, заклубились
Зельем пряного дурмана.
Фиолетовые тени
Притаились под обрывом,
Улетели сны растений
С ветра трепетным порывом.
Там, по чёрной глади сонной
Звон малиновый разлился –
Это в мир земли бездонный
Шар звезды дневной вкатился.

3
Тёмно-красная птица
(представляете диво?),
в сад влетев, притворится
ароматною сливой,
или в небе закатном
ляжет пурпуром ярким,
превращая деревья
словно свечи в огарки,
станет пламенной вестью,
обернётся рябиной,
алым парусом детства,
и пером снегириным,
и костром вознесётся…
А пока эта птица
у меня в межребёрье
словно в клетке стучится.

4
Рисует девочка.
Зелёной
И белой мнится ей берёза.
Быть может где-то в детских грёзах
Есть белый цвет незамутнённый?
Беда – мертво изображенье.
Где видели вы белый – белым?
Но мастер знает все пределы,
Он прожил
головокруженье.
Он краску крови добавляет,
И всё живое – оживает.

5
Лето на пир к себе
всех созывало.
Скатертью пёстрою
стол накрывало.
Тайные зелья и мёды варило,
Тайные клятвы
в закат говорило.
И совершалося чудное чудо –
Гости являлись на пир
ниоткуда:
В травах густых
колокольчик с ромашкой,
Марья-с-Иваном
в цветистых рубашках,
Клевер и лютик,
горошек, репей,
Таволга, мята,
полынь и шалфей.
И с пожеланьями счастья друг другу
Полную чашу пускали по кругу.
Пили росу
и грозой упивались,
Пьяные в доску
с зарёй целовались,
Бабочкой лёгкой
мигали игриво,
В ветер вплетали косматые гривы,
Ухарски-браво
на взгорках толпились,
Радужной лентою
вдруг становились...
Донник и липа
в дурманном настое
Сложное всё
превратили в простое:
Мутные слёзы в полях заблестели,
Страхи
за птицами вслед полетели,
Травы вповалку уснули хмельные,
Листья упали
как сны золотые.
Спят и не слышат,
как хищной угрозой
Кости хрустят под ногами мороза.

6
Всё было правильно, логично и знакомо:
День, как обычно, вечером кончался.
Все видели – у каждого балкона
Он лодочкою лёгкою качался.

Но не было нам дела никакого,
В каком краю он тень свою причалит,
Что он замёрз и прожит бестолково,
Что невниманьем нашим опечален.

И вот он, одинокий, отрешённый,
В ночи бесстрастьем звёздным заискрился
И, собственным величием смущённый,
За чёрный тополь дымкой зацепился.

7
Угасающий день, словно призрак,
то ль почудился, то ли случился,
только, чьим-то подвержен капризам,
на осколки созвездий разбился.

К ним из тени земных силуэтов
что-то тайное в нас прорастает,
отвергая оковы запретов,
к огонькам синих солнц улетает.
И потоком космических странствий
увлекает всё дальше от дома.
Там,
в чужом и пустынном пространстве,
всё пугающе и незнакомо.
Там белёсые луны как рыбы
проплывают безлико безмолвно,
и убийц-астероидов глыбы
гонят мимо вселенские волны.
Нет ни звука,
лишь шорохи камня.
Опыт дня отравляет сознанье
беспокойством конца ожиданья,
страхом жертвы пред местом закланья.
Словно миг ещё только, и тело
разобьётся о мира пределы!

Но, от страха почти умирая,
понимаешь - не будет здесь края!!!
Только вечный полёт в бесконечность.
Неизбежность бессмертья.
А дальше…
Обольщаться не стоит:
беспечность
на Земле слишком родственна фальши.
А полёт –
он всего лишь виденье,
полудетского сна наважденье,
полустёртой дискеты программа…

Мы бессмертные, правда ведь, мама?

8
Не хочется верить, не хочется слышать –
Вокруг всё так молодо, ярко, душисто,
Горит ярче солнца железная крыша,
И пыль на июльской дороге пушиста…

Не хочется верить. Но ухо всё слышит –
Деревья шумят по-осеннему, тише,
Заметнее глазу седые травинки,
И падает лист на тропинку слезинкой,
И снова желанье весеннего звона
Болезненным звуком забытого стона.

И вот, как ни странно, приходит усталость,
От радости только она и осталась.

9
Синие полдни,
звонкие листья,
Зори в туманах,
звёздные ночи,
Трав побелевших
тонкие кисти
Тянутся к сердцу
с чёрных обочин.
Всё, отражаясь,
падает в реку,
В чёрную воду
кладом бесценным…
Книга вернулась
в библиотеку…
Смолкли актёры,
сыграны сцены…
Нас покидая,
по-над землёю
Тянется к югу
ниточка птичья.
Дальше – и туже
душу петлёю
Давит и душит,
плача и клича.

10
А птицы улетают не от стужи,
Привыкли бы за лет прожитых тыщи,
Им страшно холод пить из мёртвой лужи,
Вдыхая горечь лета пепелища.

Летите к солнцу, ветреные птицы!
Спасайте веру в бесконечность счастья!
Зачем вам видеть как стареют лица?
Благословенно ваше неучастье!

Но – возвращайтесь, обманувши осень,
Неся сердца свои созвездий между.
И пусть не принесёте прежних вёсен –
Вы возвратите силу жить надеждой.

11
Я училась у лета
Наслаждаться цветеньем,
Ждать объятий рассвета
С пылким самозабвеньем,
В перепутанных бликах
Листьев солнечных с тенью
Растворяясь безлико
Быть душою растений,
Птицей в праздничных перьях
Жить средь ветра течений,
Утопать в суеверьях,
Смыв порок поучений.

12
С неба падает вода.
Бьёт дрожь.
Нет ни вести, ни следа.
Ну, что ж…

Утекают по стеклу
Ручьи.
Мёрзнут тапки на полу
Ничьи.

Спать пора. Пора бы стать
Взрослей.
Продолжает тишина звать:
- Лей… сей…

13 (первый снег)

Так легко, светло и смело,
безгранично, неподвластно
чёрное сменялось белым,
чистым, свежим и прекрасным.
Покидала мозг усталость,
неизвестность не бесила.
Время – резать. Начиналось
действие анестезии.

14
Загустели берёзы на улице узкой.
Старых домов коренные зубы
вросли в кюветы.
Здесь не одно пролетело
моё зелёное лето.
Здесь моя жизнь когда-то
была искусством.
Теперь она насквозь пропитана
усталостью и потерями.
Теперь она называется
«Работа и только работа».
Теперь – быт
с материями и истериками.
И всё чаще у зеркала спрашиваю:
«Кто ты?»

15
На болевых точках
Построены чужие дома.
А был там луг в кочках
И, маленькая, я сама.
Было там солнце золотое
И голубых лягушек гвалт –
Счастье моё простое…
А теперь чужие дома стоят.