Солнце с утра пробежало по крыше.
Небо умытое стало чуть выше.
Чёрные кошки даже попрятались-
Всё замечательно было пока.
Счастливо я улыбалась прохожим:
Близким; совсем на меня не похожим,
Но за мостом, где влюблённые сватались,
Я увидала вдруг старика.
Клоун-старик широко улыбался.
Всем своим видом он в радости клялся,
Только о грусти шептала гармошка,
Сердца печального выдавши боль.
Вся его жизнь пронеслась пред глазами.
Мы будто с ним породнились сердцами.
Молча стоя, загрустила немножко,
Сердцем поняв его скорбную роль.
Люди толпились вокруг музыканта.
От малышей до поклонников Канта.
Кто-то испытывал к нищему жалость,
Скромно монеты бросая в пакет.
Клоун совсем не искал понимания,
Лишь иногда возникало желание
Взять и поплакать хоть самую малость,
Только лить слёзы желающих нет.
День суматохи сгорит, без сомнения,
Клоун отложит гармонь, к сожалению,
Снимет с лица трудовю лыбку,
Сложит монеты, поедет домой.
Дома он вспомнит о куполе цирка,
И подбежит к нему девочка Ирка.
Прыгнет на руки с разбега так шибко,
Тихо прошепчет: «Дедуля, родной!..»
В этих объятьях его уважают,
Грусти и жалости здесь не питают,
Можно лишь здесь широко улыбнуться,
Тут отступают и стыд, и тоска.
Солнце и завтра пройдётся по крыше,
Небо, как водится, станет чуть выше.
Чёрные кошки опять разбегутся,
Только на этот раз в честь старика!