Выживание суть плевок в основной инстинкт.
Я давно уже не пытаюсь писать - писать
могут те,
кто в бессилье - силен,
кто в безумье - трезв;
я - из тех, кто менял
кровавые небеса
на красный на белом крест
(кто не работает - тот не есть).
Я - дом на ремонте, я дом в лесах.
И мои прогнившие балясины не держат стих.
Не хватает гвоздей, морилки, бетонных плит.
Старый фонд, в коммуналках моих -
тот еще покой:
потолки протекают, скрежещет старик-паркет,
господа алкоголики празднуют мордобой,
господа хулиганы заточки в крутом пике.
Знаю, кем я построен,
а вот исхожен - кем?
Чей бычок, непрощенный урной, меня спалит?
Не заступится город, из ступицы вышла ось.
И вертеть больше некому
пятое колесо...
Мой фасад выражает унынье -
ему тесны
эти доски-морщинки, стягивающие лицо,
хоть цементный раствор - утешение для десны,
но цингу не излечишь, все чаще я вижу сны,
в них пространство смежает веки и пал Колосс.
Расселеный развеселенный... О, времена!
Ост-арбайтеры тянут лямку,
ей трут плечо;
ну подкрасят, подштукатурят - но гниль внутри
не поправишь ни планировкой, ни кирпичом,
на черненую душу вовек не наложишь грим.
И пока я такой, как есть, на меня смотри
и слова мои хорошенько запоминай...