3
Хочу остаться
между оконных стёкол,
твою комнату выучить лучше паутин хироманта.
Тёк в щели, шпаклёвку и охал,
растерял более 90% таланта,
укравшего сон.
Я чатился с богом.
Ночью дешевле.
Я вошёл в его файлы.
Сели, курим…
Он сразу с порога
факты.
Эпатаж отрепетирован.
Хочется плыть против мейнстрима.
На то есть друзья,
отпускают, прощая.
Напоследок узнав
моё настоящее имя,
кинут горячий Гольфстрим
на дно кружки чая.
В явь выкурив сны, под утро выгорит нёбо.
Пал занавес штор – рассвет дышит в затылок.
Меня по минному полю ведут инстинкты амёбы
с линии фронта до тыла –
спрячусь, зароюсь.
Не увидят соседи
белку в колесе четырёх стен танцующую.
Что ж ты наделала несмелая леди –
ты видишь меня в будущем.
Вдовой?!
Хочешь?!
Быть?!
Девочка!!! Запрограммированному только на разрушение –
идти к черте, тобой называемой ленточкой.
Окон открытых преодолевая влечение
похож на рыб, уходящих на нерест, к дому,
к смерти к рождению, меняя внешность, атрофируя
пищеварительный тракт,
ведомых экскрементами памяти в омут.
Километры волоком тянули в несыгранный такт
безумного,
существующего
в моей голове оркестра.
Тело в гноящихся ранах.
Ведь так не бывает.
Река превращает рыбу в плывущее тесто –
пищевое звено чаек.
Стоп!
Хватит!!!
Озноб по коже…
Говоришь всё проходит, пройдёт и это.
Быть может,
быть может
улицы помнят приметы.
Наши записки ноль третьему лету
искала.
Определяла
число по кассовым чекам.
Веря невскрытый
билет лотерейный бесценен,
килограммы предчувствий наскребла по сусекам,
в ухо шептала мне: "Ты будешь вечен.
Только ни слова".
Итак,
вот он я один за карточным столом,
сам себе крупье, шулер, сдаю в слепую.
Господа! Ставки сделаны.
Я стихов плавлю лом –
себе любимому пулю.
Только боги знают кто лучше спрятался.
В сумасшедшем доме
останется мой психиатр.
Надзиратель больных
выписывал,
маялся.
Умалишенный. Вся жизнь театр.
Маяковский, застрелившись, стал другом Есенина.
Самоубийства Пушкина никто не предвидел.
Кто опознает в юродивом гения?
Аутсайдер у ленточки лидер;
сотой итерацией подходит к самому главному –
в шкаф к скелетам. В голове тараканы.
Иду один на один. Прихожу к одному –
всегда к вкусу ваты. Уверен
русская рулетка сродни игры в "бутылочку".
Валдис Пельш ох..л бы от своей диареи.
Возьмите лобную и смотрите сквозь дырочку –
я один в этом мире.
Щёлк!
Небо на посошок…
Тишина
и туман.
Ты пришел к началу,
что ж ты, Диман…
Улыбнись хотя бы,
к тебе выплывает страна.
Пазлы соединились
у последней черты волоска.
Детство где-то около рая.
Весна – песок в лужах, который я помню.
Сера в ушах – не стыдно, знаю
моя спичка первая, кричу воплем:
"Фу-у-у, пэзэр!*Отстали, отстали!
Хэнджюфэлс!** Смотрите! Эта спичка ведь гончая."
Плывёт под льдом и я меж зеркалами
бегу за ней как отец бежит к дочери.
Лето где-то около вечности.
Звёзды – в колодец, впечатлений не вынести.
Я плавился под лучами беспечности;
в этом вареве чуткой невинности
что тогда я мог знать о природе
игрушек, фантазией возведённой в идолы.
Смеющийся бог в виртуальном приходе,
только забыл, мы забыли всё пидоры:
едят ли смолу потому что красивая?
как грому кричат: "ты не видел ли молнии?"
жука в муравейник бросая бескрылого,
тело его потом спасая безмолвное.
Там была осень и запах запахов.
Двустволку ноздрей наведу в подсознание,
черпая туда всю эту гадость –
днями наросшие воспоминания,
воздух из листьев до одури жжёный,
что в Лондоне утром туманы такие же.
Ушёл бродить в поиске мест потаённых.
Под вечер вернулся. Ангина залижет.
Счастлив бесцельно.
Им не понять,
то, что съели забота и быт.
Я убегу.
Еще пока помню
как надо летать.
*Фу-у-у, пэзэр! – выражение из детства. Дословно: позор. Произносится язвительно, тягуче, фальцетом.
**Хэнджюфэлс! – одно из слов, выдуманных в детстве, имитирующее говор немецких солдат. Произносится быстро, выкриком, зачастую ни к месту – ввиду размытой смысловой нагрузки.