Наверно, со времен Христа
Клеймят ханжей и лицемеров,
Я б сам не пожалел кнута,
А кое-где и револьвера,
Чтоб всем им должное воздать…
Но, Бог, мое предвидя рвенье
Не стал оружия давать,
Избавив тем от искушенья.
А потому лишь на словах
Я их с презреньем поминаю,
Их избегаю на пирах
И не всегда зову их к чаю.
Но вдруг задумавшись о них,
Я усомнился в том пороке,
И написать решился стих
Уже не столько однобокий.
Когда растоптана мораль,
И в мире торжествует сила,
Ханжей мне даже где-то жаль,
Когда они скрывают мило
Свои порочные дела,
И злые мысли маскируют,
Не обнажаясь догола,
Когда с них идолов рисуют.
Пусть не чиста у них постель,
Но, потешая Люцифера,
Они не рвутся в Куршевель
А в Куршевеле – знают меру.
Их Страшный суд не пощадит,
Их тайны выплывут наружу,
Но зло, забывшее про стыд
Куда опаснее и хуже.
Давайте на какой-то срок
Побыть попробуем ханжами,
Прилюдно осуждать порок,
Креститься, будучи во Храме.
И, может быть, когда-нибудь,
От этих правильных примеров,
Не повторят порочный путь
Хотя бы дети лицемеров.