Сказ, про ****ец как старого часового
эпиграф:
«Стоит на страже часовой.
В его руках - надёжность мира!!
И не покинет он поста,
без приказанья командира».
(группа «Зодчие»).
Губы обветрены, взгляд исподлобья,
и до колен борода,
крепко сжимая в руках трёхлинейку,
старого образца,
с трёхгранным штыком,
примкнутым к винтовке,
стоит часовой на посту;
лет уже 70 он охраняет
мясо и колбасу.
Партия Ленина – партия Сталина,
В 24-м году,
Дали мальчишке партийный приказ:
Насмерть стоять на посту.
70 лет он не ест и не пьёт,
70 лет он не спит,
70 лет никого не ****,
не серит, и даже не ссыт.
Он разучился уже говорить,
Знает лишь: «Стой, кто идёт?!!»
Бросил кирять и бросил курить, -
Враг к колбасе не пройдёт!!!
Птица стальная не пролетит, -
Пуля летит высоко!!
Танк бронированный не проползёт, -
Гранату он бросит в него!!
Если разведчик вражий решит,
К складу пробраться один, -
Будет он сразу на месте убит,
Недремлющим часовым.
В студёную стужу,
И в летний, бля, зной,
Не будет пощады врагам,
Ведь старый стоит на посту часовой!
Сжимая винтовку в руках.
Шинель износилась, и вдрызг сапоги,
Ружьё заржавело давно …
Но всякого гада, наш часовой,
Прикладом убьёт всё равно!
Есть ещё сила в иссохших руках,
И ноги, бля, держат ещё.
Бодро бредёт, маршируя солдат,
Опёршись с трудом на ружьё.
Давно пора было съесть колбасу,
И мясом людей накормить,
Но грозный стоит на посту часовой!
И он не велит подходить.
Уж сколько пытались продукты забрать,
Не раз приезжал генерал …
Но, 100 человек застрелил часовой,
А 40 – гранатой взорвал.
Его образумить пыталися все,
Ссылалися на генерала,
Но он поднимал трёхлинейку в ответ,
И морщил презренно ****о:
«От партии Ленина был мне приказ,
и похуй мне ваш генерал!!»
Так отвечал каждый раз часовой,
Ружьё заряжал и стрелял.
Не раз, и не два, а раз 30 подряд,
Докладывали Сталинку.
Тому было похуй. Потом умер он,
В полста, вроде, третьем году.
Тогда СовНарКом решил больше не ждать,
Зашли они с тылу на склад,
В стене продолбили большую дыру,
И вывез жратву продотряд.
Но то, что он вывез, -
Жрать было нельзя.
Жратва превратилась в говно.
Сгнила колбаса, и протухло мяско,
Ведь сколько уж лет-то прошло.
И голод в стране наступил навсегда,
***во в Совке стало жить,
И коммунистов на чём свет стоит,
Все начали матом кроить.
А где-то в году 92-ом,
Умер отважный старик.
Ружьём придавило его на посту.
Вот так он бесславно погиб.
Склад разобрали, сейчас там пустырь,
Дети играют в хоккей.
И только могилы память хранят,
О павших за мясо людей.
Эпилог.
В этой поэме сплошной коммунизм,
И часовой сдох за ленинизм.
- Где же мораль? – спросишь автора ты. –
Нахуй нам столько **** он мозги?
От автора:
- Послушай, браток, не еби МНЕ мозга!
Мораль этой сказки наивна проста:
Не надо стоять и еблом торговать,
Когда можно мясо сожрать иль продать!!
2.11.1992. Хоста.