Я скиталась по чужим городам,
Уезжала, да всегда не туда.
Только мимо протекали года.
Ой, брусника ты моя, лебеда.
Я не чуяла в дороге потерь,
Не хранила под подушкой топор,
Не ломилась я в закрытую дверь,
перемахивая сходу забор.
Я в чужих садах срывала цветы.
Все собаки меня знали своей.
Я не кланялась, не чтила святынь.
Манной с неба мне был пух тополей.
А сегодня поутру
Верь – не верь,
Приползла ко мне в нору
Баба-зверь.
Приползла и говорит: «Ни ***!
Хватит шастать по чужим, я твоя!»
Я ж ей: дамочка, губу закатай!
Мне привычнее самой выбирать.
За любимой, хоть на край, хоть за край.
А с немилой ни поесть, ни посрать.
И к тому же, как же можно вот так?
Без романтики, на счет раз-два-три?!
Это будет не любовь, а бардак.
А она мне: «На себя посмотри!
Что за рожа? Голос пропит насквозь.
Истаскалась, как последняя ****ь!
Я свой плащик здесь повешу на гвоздь.
Мой черед теперь тебя выбирать!»
Тут я сразу поняла все в конец.
Ой, не пить мне с вами, девки, вина.
Это ж всем гулянкам значит ****ец.
Так настала моей жизни ХАНА.
Расползлась свобода-воля по швам.
Та ХАНА все время ходит за мной.
И куда бы я теперь ни пошла,
Не сама я по себе а с ХАНОЙ!
/январь 2007/