Кое-что о поэтах и поэзии

Елена Панченко
*
Звезда зажглась!
Мне страшно? Да!
Зажглась Звезда
Как взорвалась!

А что потом?
На сколько лет
Ей дан тот свет?
Потом – кротом?
В сгоревшей тьме?
Как инвалид?
(Душа болит!..)
Иль как в тюрьме –
Сидеть, где сел,
Светить всегда,
Чтоб: «Ах, Звезда!» -
Кричали все?

А ей, звезде,
Легко ли ей
Сгорать нигде
Душой своей?

И всё ж до слёз
Последний страх:
Кометы хвост
Мелькнёт в глазах.

*
Вопреки запретам
Слышать голос Бога
Могут лишь поэты,
Их таких – немного,

Кто заплатит сердцем
За догадки истин,
Станет иноверцем
В круге лицеистов.

Выстрадав, ликуя,
То, что не прочтётся,
Речь избрав иную
Ввек не отречётся.

И поймут едва ли
Близкие из близких
Из какой из дали
Путь лежит их мглистый.

И поймут едва ли
Авторы запретов,
Что Мессией звали
Главного поэта.

*
Воздух звучит.
Молва!
Бродят вокруг слова.
Растут тихо,
как мхи –
стихи.

* Им
Разве можно о гениях
сказать «исписались»?
У вас сомнения?
– М-м… едва ли-с…

Наряду с руинами
реконструкции не подлежат,
прижатые камнем имени,
свои традиции сторожат:

«Пусть истёртое,
но – известное!»
Слава – мёртвая,
слово – лестное.

*
Муза считает деньги.
Деньги считает Муза.
Грёзы теперь обуза:
Муза считает деньги.
Строится мир в шеренги!
(Грёзы теперь обуза…)
Муза считает деньги.
Деньги считает Муза.

*
Муза – она не жена поэта,
жена – приказывает.
Муза – ведёт себя неадекватно,
то исчезает, то по рукам связывает.
Муза – горбата по-настоящему
от перетаскивания переживаний и черновиков.
Муза – пОтом воняет,
спать с ней поэт не готов.
Муза, зная всё это,
не показывает лица.
Муза одинаково любит в поэте
и мудреца, и подлеца.
Муза – личный спецназ
по шевелению внутричерепных опилок.
Муза – в момент смерти поэта
стреляет ему в затылок.



       …Однажды, когда ночью был сильный ветер…

Наверное в такие дни
Как этот, скомканный смятеньем,
Горели страшные огни,
И в них – великие творенья.
Метался ветер за окном,
Разбрасывая в мире стужу,
А в человеке всё вверх дном,
И сердце просится наружу.
И, подытожив наконец
Свой путь земной, в полугорячке
Вершили суд – всему венец,
Слепыми становились зрячи.
А может всё наоборот?
Быть может, люди прозревали?
И, видя ясно, – всё пройдёт,
Никчёмность жизни понимали?
Зачем старались, для кого?
Кто их поймёт, а кто осудит?
И стоит ли их жизнь того,
Что с ними после жизни будет?
Пусть славословия поток –
Но ведь они уже сгорели,
А самых, самых главных строк
Найти, сказать и не сумели!
А ветер силою глухой
Всё бьётся, требуя ответа.
И вот костры порой ночной
Горят судьбы зловещим светом…
Как хорошо им – есть что сжечь!
Они не мелочились в чувствах.
А мы? Что бросим в нашу печь,
Коль за душою было пусто?