1***
Один кавалер, путешествующий по отдалённым провинциям, прогуливался ярким днём летним вблизи горы Фуру в окрестностях селения Сумиёси. Возбуждённый красотой окружающей, так написал он даме сердца в столицу:
На склоне Фуруямы золотом,
Где машут девы белотканным рукавом
Своим возлюбленным беспечным,
В семь сотен лет есть храм на склоне том,
Так и любовь к тебе -- незыблема и вечна.*
Дама же была наделена не только красотой, но и умом, потому письмо то с усмешкой приняла, зная цену таким напыщенным признаниям.
(* Моя интерпретация танки Какиномаро Хитомото)
2***
Некий кавалер, любимой покинутый, одиночеством терзаемый, так сочинил:
Влажны рукава*,
Как ветви одинокой
Сосны на склоне.
Дождь ли это осенний
Или влага глаз моих?
(*Рукавами было принято утирать слёзы.)
3***
Старец один так сказал:
Холод на сердце.
Ближе к жаркой котацу*
Придвину ноги.
Осень ли пришла ко мне?
Или дней моих закат?
(*Котацу – жаровня.)
4***
Один кавалер, усталый и грустный с неудачной охоты придя, так жене сказал:
Скажи слуге задвинуть сёдзи*.
Я так продрог—настала осень.
И дождь развесил капель грозди
На хаги цвет и ветви сосен.
И стон оленя мне не сносен.*
Умная жена поняла господина своего и тут же тёплое сакэ и квашеную редьку подала ему.
(*Сёдзи – раздвижные стены в японском доме.
*Цветущий кустарник хаги и олень, стонущий в тоске о подруге – обычные темы японских стихов об осени.)
5***
Некий кавалер, в отдалённой провинции живший, полюбил юную даму из богатого и влиятельного рода. Она же ему не отказывала, но семья её против их связи была. Пришлось тому кавалеру принять вызов от кузена дамы своей и убить его на поединке. Опасаясь мести родных убитого, кавалер решил бежать в Эдо* под крыло к дяде, имевшему чин удайсё* на службе у сёгуна*. Отправляясь в путь, вот что он на снегу написал:
Когда на Восток я уеду,
Останется кровью небрежной
Рябина на родине прежней.
Я вспомню в блистательном Эдо
Любовь свою в трауре снежном.
Прочитала ли любимая эти строки или нет — то неизвестно.
(*В Эдо располагалась резиденция Сёгуна.
*Удайсё -- чин, прим. соотв. генералу.
*Сёгун -- военно-феодальный диктатор Японии.)
6***
Один кавалер о покинувшей его даме сильно печалился, хотя и знал её легкомысленный характер и любвеобильное сердце. Поэтому так он ей написал:
Меня вспомнишь ли
Мирумэ* наслаждаясь
За глотком сакэ,
В саду на корни* бросив
Рукава одежд ночных*?
(*Мирумэ -- род съедобных водорослей.
*Корни -- по-японски "нэ" -- в то же время "ложе".
*Одежду было принято подстилать на ложе любви.)
7***
Как-то, прочитав стихи одной дамы, сколь талантливой, столь и красивой, кавалер, растаяв, такое письмо ей послал:
Птицы волшебной
Пение слышу во сне
И счастлив будто.
Откуда радость? – Ваши
Стихи у изголовья.
8***
Некий кавалер, будучи на пиру у Фудзивара-но Ёситики, в честь назначения того первым канцлером, желая подольститься к сатюбэну*, так преподнёс ему:
Солнце поУтру
Ласки достойным сперва
Распространяет.
Жемчуг росы обрело
Поле глициний* в цвету.
Но многомудрый сановник, явных льстецов презирая, только плечами пожал и не сказал ничего.
(*Сатюбэн -- один из высших чинов.
*Поле глициний -- по-японски "фудзивара".)
9***
Однажды кавалер, любовь свою прежнюю вспоминая, так сочинил:
Мне снятся твои
Поцелуи и ласки.
Теплы мои сны.
Но холод утренних слёз
Пронзителен и жесток.
И пошёл пить чай. Чай, как известно, согревает.
10***
Один кавалер, к другу придти на праздник рождения не смогший, так ему послал, скорбя:
За чашкой сакэ
Беседа приятнее,
Вечер теплее.
Превращаются в хокку
И танка речи друзей.
Но ответа не получил. Видимо, пьяные там все уже были.
11***
А вот какие песни о любви кавалер, путешествующий в краю Мусасино, услышал:
В полях Синобу
Глазами любви моей
Смотрят фиалки.
Утром пройду, рукавом
Слёзы их утирая.
И ещё:
Стихает шорох яшмовой одежды.
Тоскую, сердце черствое браня:
Любимой не оставил я надежды,
И ласкового слова не найдя,
Из дома в сумрак молча вышел я.
12***
На смерть одной весьма легкомысленной особы некий кавалер так сказал:
То, что была мотыльком
Разве забудет она
В будущей жизни?
Так же порхнёт на огонь,
Так же беспечно сгорит.
13***
Некий кавалер, в дальней провинции живший, столицу мечтал посетить. И вот решился. И после долгих дней пути подъехал к воротам Расёмон. Предвкушением томимый, так он произнёс:
Врата Расёмон
Киото откроют мне,
Столицу чудес.
Слыхал, будто жемчугом
Мощёны здесь улицы.
Но некоторое время в столице прожив, наивный провинциал утомился. И в тоске сочинив:
Столица славна,
Но горы далёкие
Из сердца нейдут,
Да песнь журавлиная
Над вишней цветущею,
прослезился, оседлал коня, да и в обратный путь кинулся.
14***
Один кавалер почитывал «Заметки у изголовья» благородной дамы Сэй-Сёнагон. Но пройдя главу «То, что неприятно» силе изложения так изумился, что некоторые строки в танку переложил. Вот что получилось:
Прыгают блохи
Под одеждой парадной
Дамы придворной.
Кажется – будто платье
Колышется и живёт.
15***
Некий кавалер, за мудреца и стоика себя почитавший, одно своё рассуждение так записал:
Стою под ливнем,
Накрывшись рукавами.
Не помогает –
Мне холодно и мокро.
Что делать? Такова жизнь.
Укрыться что ли негде было? Странные люди.
16***
Один кавалер совершил паломничество по храмам Исэ, где с образованными бонзами и бродячими монахами-ямабуси встречался и умные их речи слушал. Вернувшись домой, на трактате Шень-сю начертал:
На хрупких крыльях
Из гусеницы в небо –
Души стремленье.
В цепи перерождений –
Движенье к совершенству.
Затем поглядел в зеркало и стал закрашивать седые волосы, при этом говоря:
Сакуры цветком
Расцветёт – увянет жизнь.
Вновь весна придёт…
В постиженьи Истины
Сколь цвести и опадать?
17***
Один кавалер сидел у реки Сомэгава и, глядя на бегущую воду, размышлял: «Бегущая, струящаяся вода, журчащая и переливающаяся, предрасполагает к размышлениям и медитации. Медитация -- путь постижения Истины.
Значит самые мудрые люди -- это рыбаки?
Против теченья
Движутся с сетью едва
Крестьяне в реке.
Полы подвёрнуты и рукава,
Сандалии вряд стоят на песке.
Или лодочники?
Лодочник старый
Ты заработать решил
Шесть мон последних?
Силы покинут тебя
На середине реки.
Но это не так. Ибо ежедневный тяжёлый труд и постоянная забота о хлебе насущном не оставляют времени для раздумий.
Так и уносит река капли пота и слёз.
И растворяет без остатка вода мимолётные отражения».
Как сказал мне один человек умирая: "Жизни будто и не было".
18***
Некий кавалер даме своего сердца так написал:
в роще у дома
шелест листвы или снег
бьётся о ветки?
что это вьюги ли плач*
или то птица поёт* ?
Видимо, лето очень любил и не хотел верить, что зима пришла.
А, может быть, вовсе и не о том танка та была?
Кто знает.
Заглянула ли дама в глубину** ?
(*Наку - "плакать", а так же "издавать звуки (о животных и птицах)".
**Син - "глубина", а так же "сердце, душа".)
19***
Один кавалер в минуту печальных воспоминаний о бывшей когда-то любви отправил посланца к некогда любимой им даме и в надежде ответа ждал.
Ждал-ждал, да не дождался.
Столько ведь времени прошло.
Он тогда так со слезами сказал:
песней короткой
дождь в эту длинную ночь
льётся на сердце
немногословна тоска
тщетного ожиданья
И спать пошёл, мечтая, быть может, что хоть во сне она к нему вернётся.
Тоскливо сознавать глубину ушедших лет, о счастье былое!
ветер уносит
плач стаи диких гусей
в небе осеннем
следом бежит по земле
счастья прошедшего тень
20***
Один кавалер, отправленный с императорским посольством в царство Чосон, о земле родной очень тосковал. Плакал даже, милые сердцу места вспоминая.
Потом привык он там, что ли.
Хотя ещё печалился об оставленной любимой. Долго в его душе звучала песня та, что пела ему милая, когда ходили они любоваться весенним цветением:
Снежинки, что упали на цветы
Душистой белой сливы, унести
Хотела, чтобы подивился ты.
Но руки к ним я поднесла едва –
Они исчезли вмиг и навсегда
.
Но время лечит тоску и боль, и раны затягивает.
Прошло лет 20. Настала пора возвращаться.
Но родных у него не осталось, а небо, оно везде одинаковое.
И вот поразмыслив, так кавалер сказал:
С пути в 20 лет
Вернувшись в Сумиёси,
Прежнюю тебя
Уже не повстречаю…
Останусь на чужбине.
Там и умер.
И теперь только криптомерии Миморо шёпотом друг-другу иногда стихи его читают.