Ловлю себя на мысли о себе...
Запутавшись в разнообразье версий.
И прежний вождь, приверженец репрессий,
играет рок-н-ролл в печной трубе
в честь нового вождя.
Его избранье
есть неизбежность - как сказал великий дух
советского народа,- для старух
он станет Богом;
будет, слеп и глух
к таким грехам как, правда и желанье;
сформирует характер и сознанье
у подрастающих борцов за мир и мух.
«Душою стада должен быть пастух!..»
С акцентом на возможность оплеух,
он вызовет послушность и молчанье,
вещам присвоит новое названье
и толи в шутку, толи в назиданье
научит нас, не рассуждая в слух,
соображать в компании с бутылкой
и проявляя приступ преданности пылкой,
орать в объятиях таких же пьяных шлюх:
Да здравствуют строители идеи,
они в семнадцатом нас гнали из траншеи
в Сибирскую тайгу! Теперь мы знаем,
зачем живём! Мы по приказу умираем!
Чтоб наши внуки тоже умирали
и об иной судьбе не размышляя,
ходили строем, песни распевали
о красоте придуманного рая.
И веря в правду, вежливо молчали
о том, что слышали, о том, что прочитали
в газетах, в книгах. Лозунги застыли,
в каких-то пошло выдуманных позах.
Чтоб мы на всякий случай не забыли
о стройках пятилетки и колхозах...
Сколоченных,
когда-то, вкривь и вкось.
На трёх конях, да растолстевшей бабе.
И маленькое русское "а в о с ь!.."
переросло Союзные масштабы.
И сбило с толка - рокотом колёс:
"Наш паровоз!..
Вперёд лети!..": мы пели!
Потом мы пили. Веря, что Рыбхоз
умрёт за Сталина без дыбы и шрапнели!
А что же дальше? Тихая тоска...
На митингах везде тупые лица.
Из будущего вырвана страница.
Одно и то же: я хочу напиться
и закусить
в утробах кабака,
чтоб пьяною улыбкою гордиться;
свой крик: "Ура-а!.."
Рыгая из окна
на улицу. О, глупая страна,
привыкшая с плакатами носиться.
Рождённые прожить свой карантин
мы падаем в пучину разговора:
непредсказуемым, как руки дирижёра,-
желанием добраться до причин
согласия - под возгласы укора,-
и гибели - в жужжании турбин.
Но вечный рок!..
Судьба не бескорыстна.
Повержен НЕП и выплавлен металл.
А бюллетень, при папочке министра,
Содержит только ласковость похвал
Ему и Ей... Для прочих там немного.
Поверх брусчатки выложен асфальт.
Толстяк торгует собственным творогом.
Насчёт похмелки стало очень строго,
как для гражданских, так и для солдат.
Но говорят, что всё пошло от Бога.
По памяти. И вот уже так зримо,
отчётливое, но неуловимо
восходит солнце над обманутым Востоком!
А я не в форме - потеряв иммунитет.
Но чем светлее, тем противен свет -
свидетель человеческих пороков,-
в конце концов, он всем полезет боком,
из истины замученных пророков
мы сотворим приличный винегрет!
Воздвигнув мир коробками домов
на кладбищах: еврейских и немецких.
Какая память?..
Просто - будь здоров!
Кто б ни был ты - из русских, из советских.
Один котёл и шум очередей.
На площади, под вечер, митингуют,-
как и в семнадцатом,- а мнение людей
в газетах ежедневно планируют.
Но это так. В крови и сгоряча!
Мы, по старинке, рубим всех с плеча.
Воздастся ль нам в предрайской тишине?
Не знаю!..
В ожиданье перемен,
уже никто не ходит на "Кармен".
Лишь муж толкует проповедь жене:
"Оставь меня! Я не хочу быть модным!
Рассказывая всем, куда иду
на пять минут.
Позволь побыть свободным,
непризнанным, нездешним и чужим.
Для всех, для них - приезжих и прохожих.
Кивающих друг другу на ходу.
Я не хочу быть на кого-нибудь похожим,
и не хочу быть вечно молодым.
Я перерос все видимые нормы.
Я промолчал полвека
день ко дню.
И не терплю пустые разговоры.
Кричу!..".
А, правда, где-то рядом.
Давно испачканная чьим-то гордым взглядом,
проходит по широкой авеню
Создателя. Но все мы простаки,
создатели изящного процесса.
Необходимо - пусть не ясно ни бельмеса,-
сколачивать для жизни медяки.
Ему и Ей - взошедшим из народа,
к сплетению невыполненных норм.
И комбикорм течёт из водовода
в русло реки. К тому же -
белым днём.
А рядом, но поближе к центру мира,
считают деньги, всех святых моля.
Клюёт инфляция советского рубля,
а власти только бесятся от жира -
по кабакам.
Внимая ритм народа
по телефону. Указуя на застой,
имеющей в державе мировой,
свои права и штат до смерти свой!
Вот в их руках возможная свобода.
А что же нам? Мозоли да горбы?..
Дешёвенькие фильмы на экране?..
И глупо подставлять под споры лбы,
покуда даль грядущая - в тумане...
И спроса нет! Извечный аргумент:
в системе этой надо соглашаться,
кивать, молчать, при случае - смеяться.
Используя единственный момент
для выхода... Но больше не стреляют!
Мир завоёван силой и огнём.
Опомниться мы сможем лишь потом.
Пока же нам спокойствия желают
порою словом, чаще - кулаком
по переносице. А дальше, всё чудесно!
Поскольку вечность не касается тебя.
Пока ты жив, другим под солнцем тесно.
И впопыхах знакомым нагрубя
спешишь уйти, возвыситься, уняться -
в цветах садов и табунах людей.
Ты создан для того, чтоб преклонятся,
перед туманностью и злом чужих идей...
И льют дожди, смывая грязь да подлость
с сердец и лиц:
"Да здравствует весна!..".
"Да здравствует!..". А ты смакуешь новость
её прихода, глядя из окна
на собутыльников истории. Гордится
мы будем долго ими, имена
их проклиная: продолжая злится
на всё на свете. Господи прости!..
Герои мы, сумевшие родится,
чтоб мысль свою в порядок привести,
от хрипоты, от исступления.
И сниться
мне по ночам портрет моей судьбы.
В коротких шортиках и грудью на распашку.
С улыбкой счастья, злобы и борьбы!
Но для комфорта, пишем ночью на бумажку,
о том,
что мы и предки - не враги!
И не имеем связей за границей.
Все семьдесят и, даже, двести лет.
И всей душой мы любим этот свет,
грозящий нам приподнятой десницей.
В упор, назло... Так надо, или нет!
Со всех сторон абстрактные надежды.
Рисуют дети мир, в котором нет
приличной и доступной всем одежды!
Но, тем не менее, всё менее
и тем,
кому за тридцать, лучше жить спокойно.
И я давным-давно доволен всем!
Реально это, иль иллюзорно...
Успех и смех. Пустая беготня!
"Товарищи! Рабы и солдатня
Вооружайтесь остротой цитаты,
будьте подкованы в преддверье круглой даты!
Поддерживайте искру из огня!.."
Итак, борьба!.. Всеобщая на свете.
Декреты. Власть Советам. Светлый Путь...
И хочешь ты, проснувшись на рассвете,
из форточки на улицу стрельнуть.
И всё равно, что пасмурно и сыро!
Я строю пирамиду на заре.
Мне обещают новую квартиру,
как в сентябре, так в январе
и ...бре, ти... ...ре.
Я лишь явление, сметённое метлой,
упал на мель за пазухой патрона.
А старый член Почётного Бонтона,
уже засыпан жирною землёй.
Он тронут, или тронулся на почве
коленопреклонённых, рыжих глаз.
Две запятые дополняют многоточье,
вместо ответа - это модно,
всякий час.
Пока укрытый в мраморе подлец
без предисловий нам показывает фигу.
Ты - окончанье многих форм,
но наконец.
если судить уткнувшись носом в книгу:
цве-Ты, ун-Ты, бол-Ты, тор-Ты, кро-Ты...
Всё это - Ты!..
От Бреста до Чи-Ты...
А, что есть Я?..
Нескромное - свинь-Я!
Что можно мне на "Я"?
... Нельз-Я!..
И, где же вы теперь мои друзь-Я?..
Их больше нет! А если сохранились,
то ни один из них меня не признаёт!..
Ведь речку в ночь мы перейти решились.
Из всех решившихся, никто не знает брод!
А всё к тому - пасьянсы и пассажи,
наш паравоз ушел в металлолом.
И мы пешком скитаемся по пляжу,
и, даже, даром счастье не берём...
А за углом, в жилом микрорайоне:
бензоколонка, садик, котлован...
На сахар пожелтевшие талоны,
бульдозер...
И почти во весь экран:
прилавки в переменных магазинах,
убожеством уставились на свет.
И продавщицы, в наилучших силах,
всем отвечают, как француженки:
"...же нет!..".
Однако, стойте!.. Это мелодрама.
Нет! Это драма.
К чёрту, к чёрту всех и всё!..
Ещё не поздно! Изменилась панорама...
Вы только посмотрите на неё!
Вся удивлённая, хоть кажется несмелой.
Рукой не лапать - редкий экспонат!
Проходит - пышнотелой каравеллой,
передо мной. Под взгляды нарасхват.
Качается, клейменая пороком,
и кичится достоинством своим.
Любовь!.. Она в цене. И будет с Богом
назначена - при случае,- другим.
Ведь это женщина! Но можно без оваций.
И удивлённых лиц трясущихся в пике.
Её больше нравится укрыться в уголке
и любоваться радостью акаций,
да головой, склонившейся к руке.
На трёх словах мы держим эту землю.
Над прошлым вижу больше суеты.
Я ненавижу, отрекаюсь и приемлю,
твои не слишком яркие черты...
Ты женщина. С намёком на святую.
Ты тянешься из проходящих лет,
как бабочка, привыкшая на свет
лететь.
Лети! Пусть я тебя ревную,
пока ещё мне только тридцать лет.
Мне места нет! И мне оно не нужно.
Кто я такой?.. Глоссатор? Человек?!
Я гибну, потому что здесь мне душно,
и больно, оттого, что выпал снег.
На подоконники, на руки и на тело.
На все пейзажи Эрмитажа.
Не зови,
меня гулять!
Мне это надоело!
Я не хочу надежд - хочу твоей любви!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Как горький дым, на улице валяясь,
лежит твоё вчерашнее письмо...
Святой мадонной, прежде, наслаждаясь,
я не поверил святости её.
Но наслаждаясь вкусом эскимо,
я улучшаю настроение своё!
С весёлым дном двойного невезенья.
Что делать мне?!.. Тревожиться? Молчать?..
При перспективе, перенять несовпаденье
и навсегда, и всё уж проиграть!..
Чтоб не тревожиться и позабыть о страхе,
когда меня сквозь город повезут,
приговорив: отделаться на плахе
от гордых мыслей и назойливых минут.
Мне навезет! А может в невезенье
и есть то счастье?..
С верой не греши!
Без головы - ещё не униженье,
труднее быть счастливым без души...
И привиденья ходят по ночам,
под окнами. Кривляются и плачут.
Поскольку не приучены иначе,
ни к старым и ни к новым временам.
Но так приятнее и легче -
Бог с тобой!
А кто со мной?.. Неверие и сила!..
И кружатся нейтроны надо мной,
и радиация блуждает где-то в жилах.
Моим бессмертием. Минувшею войной.
Солдатами. Героями. Врагами.
Наполнившими кровью шар земной
и без сердец пришедшие домой,
столетние - но вот они и сами...
Лицом к толпе. Стоят на пьедесталах.
Те, кто попроще - вечные, молчат!
А кто не прост, тот пишет в мемуарах,
и пустозвонит холодом наград.
Воочию въедаясь в наши нервы.
И я хочу оглохнуть навсегда!
Чтобы не слушать, или слушать первым,
набатом нам грозящие года:
"Товарищи!.. Отдайтесь вдохновенью!
Я ваш отец. И я скажу за вас.
От имени, ну и по-порученью
партийных и иных трудящих масс!
Мы сломлены!.. Казалось бы, что с этим
не стоит жить!
Но стоит жить, пока
мы производим больше всех на свете
стальных гвоздей на литр молока!.."
У нас в стране сплошные перемены,
от буквы "А", до пошлой буквы "Я"!
По прейскурантам бешеные цены,
зато зарплата... Сто и три рубля.
А то ли будет!.. "То ли ещё будет!.."
Поёт певица голосом густым.
И праздники, в которых мир забудет
свою историю и говорящий дым,
и грешники - пришитые к святым.
Пророчество!.. Дыра растёт в кармане!..
Сегодня пятница. А завтра – не пойму...
Субботник, для того, чтоб на экране
нам через месяц показали Колыму!
Никто не врёт! Уже нашли причину.
Ведёт Кавказом новенький тоннель.
Министр сгнил на пенсии, но сыну
препоручил в наследство свой портфель.
Он и она - не спелись и не сжились:
характером, зарплатой и душой.
По сто рублей сложились и простились.
Она - в Чикаго. Он - пошел к другой...
И с чистой совестью и грязными руками;
пройдя по улицам, избавившись от груза,
он напевал поблеклыми губами:
"Мы не рабы - мы граждане Союза!.."
И кто? кому?..
В стеченье дел нервозных.
В двадцатом веке множество потерь.
Худеет баба на полях колхозных.
Коней сменили трактором. Теперь!
Толстяк забросил бизнес на твороге:
"Куда удобней",- говорит он в интервью
для телевиденья, представив всю семью,
вместе с коровою стоящей на пороге
и тёщею обильной, как меню,-
"войти в кооперацию "Генсек"!..".
С намёком осчастливить его чеком.
Ведь грек в Америке ещё остался греком,
а вот в России, он Советский человек!
Но я привык к системе падежей:
кому? когда? за что?
а так же - сколько?..
Ведь равенство придумано с прослойкой,
примерно в девять, или десять этажей.
По графику - с хорошего в плохое.
Ну, а потом, опять - наоборот.
Довольно!.. Идеален наш народ!
И женщина, творящая аборт.
И бард, нашедший смерть на полуслове...
Я сын Земли! Родившийся в глуши.
Я обречен, любить людскую стаю,
хотя я сам себя не понимаю!
В моей душе не слышно ни души!..
Но у огня, у света, у свечи,
ещё не спят прислужники и слуги.
И бывшие когда-то палачи,
всё молятся ночами от испуга.
А смелый жид, осилив паралич,
ещё не протрезвев от эгоизма,
уже не в силах разумом постичь,
чем отличается дерьмо от Коммунизма?..
По параллелям градусов и слов:
медведя русского английский лев балует.
Бездействие. Покой пустых основ...
Но справедливость наконец-то торжествует!
И рыцарь мести снова на коне!
Газета "Правда", разлетевшись по стране,
всем сообщила, что второго - в понедельник;
"...скульптуру Ленина огрел по голове,
в селе Рассветном выпивший бездельник!..
Нашлись его следы в густой траве...»
Вот наша азбука. Она ещё не гений,
своим начальным признаком делений,
на гласность - согласованную с ней...
Et cetera - всего: на пять рублей!..
А я - на сотни лет, превыше всех!
И это, как мне кажется, бесспорно!
Сознание приемлет лишь успех,
над остро феодальным звуком горна.
Хоть я считал, что видимый эффект,
не может проявиться без дефекта,
заложенного в видимый объект...
Монархия осталась для перфекта,
приклеивая подпись под проект!..
И я лечу, не помня о себе.
Куда-нибудь, из города, с перрона.
В унылой маске чёрного барона.
Не думая о скомканной судьбе,
высасывая соки из лимона,
я выгляжу прилично и влюбленно.
И пользуясь сезоном буриме,
как резонёр - от слова "резюме",
не допускаю чувственных чепе.
Большой привет зевающей толпе,
из глубины купейного вагона!..
Всех не простить, не вспомнить, но и так.
Я помню тех, а может, и не помню...
И каждодневный скомканный трояк,
я ей совал ласкающей ладонью...
Да будет свет!..
Встаём плачем к плечу!..
Кому не нравится, тот может не рождаться!
Я больше недомолвок не хочу,
и не могу рецензоров бояться!..
Мы смертны все! По своему умны,
слегка глупы, распущенно смиренны;
богаты, расточительны, нежны;
просты, немногословны, откровенны...
И на себя привыкли мы смотреть,
как на вершину гордости былинной.
Но на Суде придётся всем гореть!
И не поможет представление с повинной!..
А что за мной?.. Творимые грехи...!
Я чуда не мечтал лепить всей жизнью.
И если хочешь: я сожгу свои стихи,
на поле, превращённом мной в Отчизну...
Тебе во славу! Глядя с высоты...
Я не один и всё-таки - бессилен
в своей борьбе. А может быть и ты,
уже давно на чурочки распилен.
И брошен в топку...
Где ж тот паровоз?
В котором мы летели даль разведать...
Но мне сказали: "Гражданин, не суйте нос!
Не коммунистам нечего здесь делать!.."
Живи Союз!.. До новых перемен!
Да здравствуют колёса Совтрансавто,
распространившие идеи коммерсантов,
средь мировых, запыленных арен!..
И у обочин, как там не крути,
холодным днём осеннего прилива.
Вошли в асфальт дубовые кресты.
Красиво это или не красиво,
не нам судить... Закутайтесь в парчу,
целуйте землю, политую кровью.
И заменяя ненависть любовью,
молитесь на вечернюю свечу
и наполняйте мысли граждан новью.
Я вам не верю, так как не хочу
обманывать мечту свою сыновью.
Я вас не знаю! Кто бы вас не знал,-
только не я!.. Прошу уединенья...
А лучше вы налейте мне в бокал,
чего-нибудь. И выйдем в откровенье.
Так, как выходят люди из кино,
толкаясь, спотыкаясь, видя спины...
И я не верю в то, что суждено.
Мой взгляд хранит условные причины.
А ваше прошлое - оставьте при себе!
Я человек болеющий твореньем.
Мне звездочёты напророчили в судьбе,
что я до них взойду стихотвореньем.
Войду в себя и выйду из себя!
Убью себя! Воскресну и наполнюсь -
огнём да радостью и ближнего любя
со всеми, сгоряча, перезнакомлюсь.
И буду звать на помощь и на бой.
И буду петь под чьим-нибудь балконом,
и целоваться с розовым бутоном,
следов не оставляя за собой.
Пусть не найдут!.. Меня
в пустой квартире,
где возрождая прежний смысл словам,
я растворюсь в прокуренном эфире,
чтобы не сниться вам зимою
по ночам...
Оспаривая, требуя, ревнуя -
во имя завтрашнего: ныне Бог поймёт!
Ведь не всегда в большой игре везёт.
И радостно, безжалостно хочу я,
набравшись сил - продолжит свой полёт!..