Скрип половиц и печальная музыка ветра
Бредят двенадцатиструнным безумием рифмы
С точностью до неразгаданных тайн сантиметра,
Где не помогут котангенсы и логарифмы.
Слово как звук трансформирует бытие в слезы,
Боль одиночества — в чью-то бесстыдную радость.
С диапазоном от трепетных чувств мимозы
До миропорядка, где гадость — есть просто гадость.
Мы заполняем своими телами время
До самозахвата его заполняли звуки
Свет равнодушно взирает на темени бремя.
Хочется плакать. И начисто вымыть руки.
31.10.2001