Почему я не пишу стихов о Родине,
не хожу в поля её по осени спелые,
из прозрачных озёр не черпал воды пригоршнями,
не заметил под окном берёзку белую?
Почему не воспел синевы небес,
на юга уходил журавлиный клин?
Почему не зову за грибами в лес
и в печи не испек золотистый блин?
Почему мне с конём некуда пойти,
да и как пойти,
если нет коня;
под гармонь не спел в тишине ночной,
где-то хоровод водят без меня?
Ой ли не мила мне ширь да даль стороны родной?!
Неужели я не русский совсем,
красоты не замечаю,
не горжусь красотой,
и любовью своей не делюсь ни с кем?
Под окном моим больше нет берёз,
нет вообще берёз на сто вёрст вокруг.
Но зато,
земляк,
в сотни раз возрос
у страны моей валовой продукт!
Завалили всех,
пробурили всё,
повернули вспять,
устремились ввысь —
там где лес стоял,
там трухлявый пень.
Если ты,
как я,
этим пнём гордись.
Ой ли мне не мил паровозный дым,
ширь помойных ям и размах работ —
я ведь патриот,
я Иван-дурак,
буду есть и пить,
и не знать забот.
Я и человек,
и безродный пёс.
Я ни то ни сё,
я туда-сюда.
Двадцать первый век,
на меня есть спрос.
Уроженец сёл еду в города.
Что осталось мне?
Бабушкина брошь.
Память —
здесь была русская земля.
Хорошо,
что в хлеб ещё ложат рожь,
и хоть раз за жизнь видел журавля
я.
Почему не пишу о России стихов...
«ложат» — неправильно, но пускай будет