Слезы застилали глаза,
сидя у собственного трупа,
она не видела себя,
лишь дымка солнечного утра,
туман постепенно уходил,
обнажая камни у развалин,
и тело белое открыл,
пронзенное семью стрелами,
собой закрыв его наисильнейший стан,
она теперь лишь духом стала,
и слезы жгучие глотала,
смотря на то, как плачет он,
у тела прекрасного склонившись,
и руку нежную держал,
она же медленно хладела,
и красота ее мертвела,
и слезы превратились в крик,
с уст искривленных он сорвался,
король в истерике метался,
не видя пред собой преград,
он разрубал на части смело
любого, кто пред ним предстал -
будь то враг иль добрый воин,
он только горечью опоен
лишь жаждал мщения ответ,
не видя утреннего солнца свет,
врага и друга изничтожил,
и начал стены он крушить,
и на коня вскочив, умчался,
лишь труп хладеющий остался,
и дух его в слезах при нём,
кричало сердце, воздух ж нем,
и в царство мертвых лишь дорога,
но нет покоя за столом
собравших подвиги смертей,
не нужен вечный спор отживших,
покинув мертвенный чертог,
оставив павших в недоумении черстветь,
она за милым полетела,
подле него туманом петь,
защитой навсегда остаться
и его жизнью утешаться,
страдать от собственной ревущей боли,
играя с ним в безумства роли,
спасеньем быть для его тела,
врага рукою управлять умела,
и меч, и стрелы, и броня -
вся власть у нее теперь была,
он слыл то проклятым, а то благословенным,
путь жизненный его не тленный,
и долгою судьба была,
пока не встретилась она,
во сне тяжелом и глубоком
явилась рыжая краса,
и обнимали волоса,
и зеленью глаза горели,
уста шептали и хотели
о чем-то важном рассказать,
но пробужденье не дало узнать,
и с этих пор ее он видел
при свете солнца, на яву
мог целовать ее росу,
что каплями из глаз стекала,
его дыхание оберегала,
щеки холодом ласкала,
уста смертельно целовала,
в чертоги счастья забирала,
но лишь могила правду знала,
о том, где счастье короля настало...