Клокотали ручьи, хлопотали скворцы -
Оглушило весной оголтелой.
…выцветали сады, выводились птенцы, -
Как положено, время летело.
И под пьяную свежесть снующей грозы,
Вспрев от спячки, точнее, от комы,
Как молитву, пропели весенний призыв,
Вторя гомону птиц, военкомы.
Паренька, от калитки, обвитой плющом,
Провожали и не голосили.
Пили водку три дня и три ночи ещё,
Как повсюду в крещёной России.
Только мать утаила слезу, да тайком,
По ночам к пареньку, как спасенье,
Прибегала девчонка, что с тем пареньком
Разлучалась призывом весенним.
А сады в этот май, источив и изжав
Соки, прели в полуденных дрёмах…
И ушёл паренёк в одуряющий жар,
До бела раскалённых черёмух.
Он ушёл. Птицы смолкли, как не было птиц,
В полусчёте запнулась кукушка.
И смахнула девчонка полвсхлипа с ресниц…
И размазала туш по веснушкам.
Отслужил паренёк «от звонка до звонка»,
Дважды вёсны миры обогнули,
И тогда, на излёте, того паренька
Отыскала нелепая пуля.
Будто грёз бирюзу оборвала гроза.
Он споткнулся об ватную небыль…
Покатилось в его голубые глаза
Голубое чеченское небо.
Роем тысячи бед прорвались из трущоб,
И за тысячи вёрст, на изморе,
Сиротой проскрипела калитка с плющом,
С материнским и девичьим горем.
Что за честь нынче пасть за Российскую пядь…
Или честь по частям износили,
Да по вдовьим сердцам, не желающим знать,
Что Чечня это тоже Россия.