40
Юродивый сияния мотив –
Предания извечная слеза
И плазма обращения "Кто жив
Спасением безгрешного креста?"
Молитвы любят добрые глаза,
И плазмой дивно бесконечных слов
Сияет космос таинства и сна
И сын его, рожденный для Голгоф.
Крест, обращенный в скоротечный мир,-
Спасение от тяжкого греха,
Но видит Бог, что каменный кумир
Вселил иные чаянья в века,
И видит Бог, что разумом не жил
Род человека после вехи лет,
И сам себя фатально окружил
Металлом поражений и побед.
Утехи предрекает звон монет:
Их любят монстры плавить на кострах,
Взметая свой холодный искромет
И посыпая пеплом ветр, несущий прах.
И, как беспечен полоумный смех,
Так скоротечен воинства металл,
Но вечна тайна Истины всех лет;
Молитвы плазма и ее печаль.
39
И дух, и брат, и таинства святых,
Мистерий миг, и корни, и могилы,
Вращений пламя, блики и огни –
Повсюду Логос и его мотивы.
О Вечный Логос, таинство без мер!
Он движет мир от Бога и до края,
Являя жизнь причиной всех систем
И время следствием, в котором все сгорает.
Молитвы Мегаполиса просты,
И вера в жизнь их смыслом наполняет,
И верный символ таинства - кресты –
Сопутствует мистерии до рая.
Пой, Мегаполис, светлый друг и брат,
И твои песни благостны без помпы:
Пусть многоликий радостный обряд
Несут непонимающие толпы.
И говор мерный, словно шум в реке,
Однако в нем сомнения, невзгоды,
И водопад, и омут, тихий гнев,
И радость, и смятение народов.
Они в воде. Течений пароксизм
Их гробит жизнь в болезненных порывах,
И гонит их сомненье вниз-и-вниз,
И тратит их немыслимую силу.
38
Мегамистерия круга планет
Кружит одной и общей судьбой
И освящает пространство собой,
Окропляя дождями комет.
Эра надежды - свет голубой,
Доброе пламя окрасит холсты,
Вехи причудливых истин, просты
Звуки их, нежны как тонкий гобой.
Мистика света - земной фиолет,
Он освещает земные тела,
Он посвящает земные дела
Кротким законам доверчивых лет.
Массы иллюзий, молох людских
Жертв и иных толкований дым,
Стон пароксизмов словом иным –
Звуки сомнений и мыслей плохих.
Толпы голодных - это не рать,
Объединяющая сердца,
Но отрезвляющая глаза,
Чтобы на белом поле не лгать.
37
Голые ветры заодно
Залежалый метелят снег,
Завершая опасный век,
Гигаватты тративший зло.
Ветер мешает асбест и песок,
Разрывая груды страниц,
Разгоняя домашних птиц,
Диких сажая на шесток.
Ветер ломает за ветвью ветвь,
Сыплет нервных шуток горох:
Трагик, прагматик и скоморох –
Мельницы крутит бессчетных лет.
Ветер в мозгах твоих, человек,
Ветер под каблуками сапог,
Ветер в снежной пыли дорог –
Им и движет стремглавый век.
36
Когда душа парит на грани Юга,
И спящий глаз, овеянный бесстрастно
Как покрывалом снега, кружит вьюга,
Вращая мир болезненный и властный.
Седая кость сомненье источает,
Но дух седой, он усмиряет страсти:
Живите с миром в каменных подпругах,
Пусть иногда но ощущая счастье!
Обуты руки в лайковость перчаток,
Ежовых глаз все таинства без цели:
Портреты не вошли под своды храмов,
Хотя молиться им уже хотели.
И Бахус - этот мрачный собеседник
В компании сатиров разношерстных,
Вопросов смысла жизни проповедник –
Сказал, что он - в вине и удовольствиях.
Но Дух Святой, он скромен и доныне:
Не ищет слуг - попутчика простого,
Он знает тех, кто помнит о святыне,
И помнит тех, кто понимает слово.
35
Сакральна ветви пальмовая длань,
Вмещая боль и вольных ветров быль,
Она лишь тень, ей не судьба пылать,
И воздух ею отрицает пыль.
Она одна, и мир, который с ней,
Он вечно кружит замкнутым кольцом,
Но белый ветер разгоняет кровь
В телах немых с невидимым лицом.
Они познали мира пароксизм
И горе войн, и племенную вязь,
И красный гнев со скошенным лицом,
Больное сердце и седую грязь.
Они ушли, но кружит все для них,
Держа запястий каменную длань
И цепь столетий, плазмы их молитв
Ушли во мглу, не победивши грань.
Они узнали мира катаклизм,
Они познали мысленный коллапс.
Одна лишь тайна "Что это за жизнь?"
Вмещает воли огненную связь.
Узривши поле медленным лицом
Среди бугров, не ведающих высь,
Окружены тяжелых дум кольцом
Они устало покидают жизнь.
34
Реминисценция. Застывшие глаза
Внимают отголоскам давних слов.
Она светла и ярка как гроза,
Она тепла - запекшаяся кровь.
Она струится влагой вновь-и-вновь
И омывает гордые глаза;
Разогревая медленный огонь,
Рождаются колючие слова.
Уходит слава от былых племен,
На смену им иные племена;
Реминисценций медленный огонь –
Он наполняет кованый металл.
И снова раны, шрамы и рубцы
В сухую землю проливают боль;
Но открывая сонмы старых тайн,
Напоминают миру, что есть край,
Реминисценции колючие отцы.
33
Погода чувств. Игра эмоций.
Метаморфозы света солнца
Гармонизируют миры.
Но кто-то льет восход в закаты,
Сбивая их в коктейль невнятный
Тяжелым молотом жары,
Суля волне перерожденье
В глубокий шепот отражений;
И дети каменной норы –
Те, чьи эмоции боятся
Играть со светом и смеяться,
Хотят тушить других костры.
Они от пыли пламенеют,
И с каждым днем они все злее,
Как-будто нет другой игры.
Расставлены в прямоугольник
Миры людские из раздолья
У стога вздувшейся горы.
Глаза иные стекленеют,
Когда себе и всем не веря,
Они запустят реки вспять –
Назад в ледовые отроги,
Где мутные речные гроги
Пред замерзанием вскипят.
32
Костер кромсает ночь осатанело,
И клочь летит как крашенная моль,
Как бабочки из копоти и пепла –
Их крыльями плюет во тьму огонь.
Взвесь темноты, как-будто загораясь,
Хватает его в яростную горсть
И, словно струи жара выжимая,
Вытягивает искр неярких гроздь.
И эти грозди, в небо поднимаясь,
На полпути бросаются от звезд
В окрашенную клочь - ночную завязь –
И падают альтернативой звезд.
Сгорела моль, мученья пожиная,
И пепел крыльев на корнях волос,
Неровным слоем мысли присыпая,
Как едкая альтернатива грез,
Чадяще и отравление сползая
В паленую как шерсть земли траву,
Огонь уходит, мраку уступая,
И оставляет крылышек золу.
31
Его не объять,
его не забыть,
его не постичь –
Сгоревший но вечный архаический клич,
Похожий на молнию среди воды.
Омега
космоэротической любви.
Омега - чувственная взвесь
Пространства,
где всюду эрос есть,-
Блестящей фантазии космостриптиз,
Фатальный желанно
эротический блиц
И колоссальной силы заряд
Меж полюсами одной Вселенной:
Что для него эти жалкие стены преград,
Воздвигнутых
для оболочек души нетленной!
Дуга сиянья экстатического –
От сердца к сердцу,
Сакральный взгляд и гомерический
Смех над смертью
Двух полушарий одной планеты.
Иронией скрыты звездные спектры
Двух половин звездного неба:
Омега любви
- блаженство без гнева.
30
Физика тел вяжет плотскую жизнь
В одномерную острую нить
Для меры пространства горячих жертв –
Огнедышащих полых сфер.
Вера слияний упавших ниц
Разъединенных оболочкой сердец –
Вечная эра, гравитации нерв –
Мера стремглавых падений вверх.
Падение вниз означает полет,
Бросающий путы земных галер
Во глубину испепеляющих жерл,
Где голос блаженно не запоет.
Корона плавится в слиток сияющей мглы,
Лоботомный поклонения флаг –
Мрак, означающий бездну черной дыры,
Опечатавшей правду на скромных устах.
Микроскопичны ветви томных ресниц,
В складках пространственной паранджи
Губы потеряны, оставив мгновенный блик,
Среди необъятной душевной волны.
29
Мистика или таинство –
Ритмика Божества,
Радуга глаз вращает цвета
Вокруг пятен пространства,
Белые пятна души –
Стабильность непостоянства
И бесконечное равенство света
Самому себе.
Ритмика спектра –
смешение волн
(видимых
слышимых
осязаемых)
В мысленный хор
гормонов,
гармоний
и ветра,
гудящего в голове.
28
эго в сумрачных залах,
прохлада и темень,
со свода влага
капает на темя,
внизу озерцо
как небо синее,
покрыто лицо
аутическим инеем,
луч света как блеф
скользит по стенам,
чудной барельеф
высекло время,
пространство заснуло,
смешав расстояния,
к стене прильнула
тень-изваяние;
кипящий от желчи
желудок горы
голодный как волки
из логова тьмы
как наваждение –
эта пещера
воображение
ест без меры;
в зацикленных сводах
плывет токката,
повсюду входы
но нет возврата,
янтарны потоки –
застыл водопад
словно колонны
сталагм и сталакт;
абракадабра;
застыли свечи
без канделябров
горением вечным.
27
Природа в миниатюре –
Человекомодель мира,
Биоархитектура
Живых эссенций эфира,
Пароксизм бытия
Мира и антимира,
Архитектоника духа "Я"
В контексте тщеты и силы;
Шероховатая призрачность
И гладкая схемность мысли,
Мировоззрения призменность
Спектральных поисков истин
И беспорядок палитры
Визуальных секретов –
Хаос,
Парнас,
Олимп,
Анахронизмы эстетов -
Все это собрал воедино
Гармонии пылкий жрец,
Он же - воитель мира,
Он же - губитель сердец.
Свою модель собирая,
Меняется человек:
Воля на то Святая –
Будда-Христос-Магомет.
26
Пасхальный сон:
Ночная переправа,
Стремнины рек уносят острова
Падений вверх.
Тенета вожделений:
Где "Я"
И где мой грех?
Слова в утробе гаснут как вода,
Питая древо чувства (тень эмоций).
Земная страсть сжигает потроха
Наедине с собою.
Гнев как пламя чрева.
Мое мгновенье - чистая строка,
И ты идешь по ней беззвучно,
Я замираю:
Наконец мой взгляд
Плоть обретет желанного виденья!
Все жду и трепещу мгновеньем.
(Пока оно лишь чистая строка.)
Виденье,
Обретающее плоть, и крови бег
В стремительность рассвета-
Все это:
Бог,
Молитва
и Любовь,
Немая песня стратосферы снов
И нежность песен стратосферы света.
25
Мы не настолько мудры, чтобы видеть
Тех, кто уходит в вековые горы,
Тех, кто безмолвным червем
Ползает в вершинах
И черпает энергию от солнца,
И прорезает в ледниках каналы,
Растапливая воздухом горячим
Их стылость, вековых закатов.
Архитектоника ума
Не может долго быть незрячей;
Когда она придет в движенье,
Броженье льда уходит в реки,
Наполнив их холодной магмой –
Той, что цвета вбирает зноя,
Струясь в поветрии камней.
Архитектоника ума,
Бегущая стремглав в низовья,
И греясь в кипяток эмоций,
И ритмизированным чувством
Волнуя синусоид всхлипы,
Льет, визуализуясь, морем
И рвется на его холстах
Отважным эхом мирозданья.
Там, в отголосках птичьей прозы,
Поэзия и птица Феникс,
Так молчаливо возрождаясь,
Находят жизнь в пучинах вод,
Порою тихо улыбаясь –
Шифрованно и непонятно,
Кого-то вынуждая удивляться
Всему, что есть на склоне дня
И в голове у птицы Феникс.
24
Когда вокруг довольно гнева,
Вскипает дождь свинцовых облаков,
Кромсая облик городов,
На землю льет металл,
Бьет стекла хохоча
И воцаряет демона крушенья.
Сменяя оргию унынием смущения,
Глубокой тишиною,
Сооружает призрачные храмы
Ахроматичной пустоты –
Ахроматичной, хриплой и горластой
Как клювы спорящих ворон.
Как клювы спорящих ворон
В моменты кульминаций
Раскрыты зевы едоков
Вкушеньем сытости и тишины –
Сакральной пищи эфемерных храмов.
Раздалбливая лбы как кремень и кресало,
Надеясь выбить искры, ты вышибаешь слезы.
Скажи, немилосердный, зачем тебе огонь,
Когда вокруг довольно гнева?
Как сон-пожар,
зарево красного ужаса,
Дневной кошмар -
неистовой плоти финал,
Обезумевшая кисть
хочет ударить в небо,
Холстины серая нить -
ветвистая пелена.
23
Вечный простор
Сплетенья небесных струй –
Испарина жизни.
Путь вневеяний ведет
По мокрым страницам,
Лишенным осмысленных слов,
Раздавленных колесницей
Времени.
Смешение душ - метафора,
Заполнившая пространство
Кипящей лавой эмоций
И чувственных просветлений,
Сомнений зари и прозрения
В метагалактике ветра,
Несущего космос любви.
За вуалью пространства –
Тихое братство угодий
Печальных народов,
Поветрия
Невежества и эстетства,
Безрадостность детства
На фоне смертей,
Абстиненций
И чревоугодий.
Гармония –
Жертва разума
Во имя моделей,
Желаний видеть свои
Угловатые схемы
Во всем –
От знака
До черепа.
22
Усталым танцем мир кружится,
Возбуждение оседает испариной
На переносице и висках.
Холоден день - жарок вечер.
Голова как колокол-вече
И как палуба корабля,
Ходуном под ногами земля,
Отвечая сомнениям.
Усталый привкус улыбки –
Поцелуй соленого моря.
Взгляд, омытый ветрами,
Облачен в прозрачнейший воздух.
Бесконечная качка скольжения
Вращает внутренности,
В перерывах морской болезни
Открывая страницы грез,
Глянец водорослей в глубине
Неба, влитого в чашу берега,
Отразил ночное мерцанье
Кода таинственных звезд.
21
Он, загадка и жизнь,
Этот утлый ковчег,
Оплетенный узлами артерий;
Компас, залитый кровью, -
Азимут бед,
Отрицающий семь измерений;
И крамольная зыбь -
Головы кутерьма
Омывает опасные рифы
(Это азимут страсти поет Сатана,
Сотворяя изящные мифы).
Его темные гены –
Черный косинус волн
Море - миф. (Его первый
Непреложный закон.)
Вечный гон
и шептанья –
Меланхолии строй,
Но Ковчег - это тайна,
Нераскрытая мглой.
Кто-то тени рисует на камне
Или горько лобзает прибой,
Атлантиды погибшие плавни –
Это вечный покой,
Но остались на кромке воды
Кельтские перья Икара,
Парадоксы вечной мечты
Взлетают над шквалом:
20
я, Зеленый Ковчег!
моя утлая жизнь –
вены,
сердце
и стрелы артерий,
но не азимут страсти
сильный как бриз,
уносящий седые галеры.
пусть свинцовые тучи льют капли зла через
линии счастья и жизни,
словно азимут власти глыбами льда
забивает трюмы для мысли;
по прошествии года взошли семена
и увили ковчежец побеги,
воскресив Атлантиду и времена,
поглощенные бездной навеки:
я считаю не годы - круги на воде,
вспоминая ушедшего друга,
время горьких утрат,
время мнимых побед
и забвение -
оторопь круга.
молчаливой войны стыдясь,
я застываю
в шепотливых разрывах шпионских мин -
вот он, пушечный князь - грязи фугас!
я замираю,
пока выстрелы суеты
рвутся в мыслящей голове.
слышу взрывы,
взрывы покоя,
слышу взрывы в моей голове -
это прошлого детонация:
я - один на Земле.
20
Что несут облака
кроме холода и дождя?
Чем живет Океан
кроме штиля и шторма,
кроме воли и воды,
кроме радости и беды,
кроме горько-соленого
расслабленья?
Море-
гаммы и жизнь,
смерть и вновь нарожденье.
Море - это утроба Земли.
Что несут жизни реки?
Пресноводье стремнин.
Что за прелесть озера?
Затхлость и тина.
Что за радость?
Журчанье песни ручья.
Что за дух беспокойный?
Гремят водопады.
Гаммы,
гаммы,
они-
Жизнь из капель воды:
Капли жизни не сосчитать.
19
тампон стерильного пространства –
туман вчерашнего тепла,
парящий в пятое смирение;
святая мистика убранства
интимна тиха и светла.
приходит медленно в движение
весь этот мел,
весь этот снег,
наполнившие белый свет -
большое сердце-кочегар,
иссиня-черный человек,
по венам разгоняет жар.
во влажно-матовом спокойствии
предутренняя ватность гамм
звучит так приглушенно двойственно,
и сгустки призраков
(Сезам
их выпускает
здесь-и-там)
волнообразны как седые волосы.
зачем дана им эта воля?
дана на время жизнь?
безмолвна и печальна роль их
игры в летальный пароксизм.
18
туман истек
анданте
на Восток.
аллегро-
остролистый шаг аллей,
раскаты пальм
замедленных теней
колышат воздух.
ветреная грусть,
изящный беспорядок тайных чувств,
прохладный трепет игл
и хвойный шелест,
молитвы,
желтый день
и неба зелень.
ручей, пробившийся по каменному руслу,
наискосок отрезал склон цветов;
блаженство влаги -
остуженье слов –
да окропит
вчерашний пепел чувства,
не дав развеять.
льет прохлада
сквозь три кольца
ступеней
водопада.
эффект фонтана
бьет из львиной пасти,
гортанный рык
журчаньем заменяя.
вакханок бронзу взглядом обнимая,
лев вожделеет.
ожиданье страсти.
17
Гаммы,
их бесконечность -
это капли морей.
Гаммы,
их скоротечность -
движет море страстей.
Гаммы,
их центробежность -
это миг перемен.
Гаммы,
их неизбежность
не прощает замен.
16
Словно твердая сталь загадок природы
Время вьется в тугую спираль.
Бьют часы. Темный азимут входа
В Черный Город, овеянный шлаком,
Променявший цветы на асфальт.
И - все в дыму, и длинный лик простер
Багрово-рыже рдеющий шатер,
И ржавый хохот, запах кабака,
Где жизнь а-1а цыплята табака.
15
Черный Город в шубах из дегтя
Говорит затухающим лязгом,
Преходящим в шуршание
Ног, измазанных мглой,
Каблуков полуночные гвозди
Забивают шаги со страхом
В эхо гулких знамений
На мостовой.
Это выстрелы сердца,
Что испуганно рвется,
Убегая от тени
Сгорбленных глаз,
В дом спешащих убогий,
Доползти к изголовью
И зарыться в подушку,
Заморозив свой взгляд.
Человеческий взгляд –
Эго темных угодий,
Патологии мыслей
Рой, царящий в уме,
Жизнью выстраданный,
Но не высказанный,
Века мнительной истины
Душащий гнев.
14
Ночью.
Ночью асфальт как порох,
Как гремучая ртуть шаги,
Перестрелка. В бесплодном поле –
Ни души.
На волнах.
На волнах прохладного воздуха,
Так похоже на шум листвы,
Голоса сомнительных мыслей.
Ни души.
На ветвях.
На ветвях отдыхающей кроны
Опустевший разум не спит,
Разгоняя свои наваждения.
Ни души.
Как паутинку кроны мозга
Гармонию колышет воздух,
Тревожит мимолетный шорох.
Из паутинок тонкомерных
Созвучия как нити дзена
Свивают мысли эфемерность,
И в глубине пустых извилин
Горят глаза ее немые
Как голубые изумруды,
И голосок ее невинный
Тончайше медленно змеино:
Да будет чудо!
Пропоет.
13
Я,город,
И живу без неба.
Задымлен, пеплом запылен.
Мои глаза слезоточивы,
Усталы,
Мысли мои - стон.
Я - стон печальный от рождения,
Я - звук немых бесцветных губ,
Я увядаю как растение
В кругах больших стоячих труб.
В кругах покрытых тиной луж,
В среде бензольного безвременья,
В перерожденьи и гниении
Застойных вод
Она цветет.
Она цветет,
Она смеется,
Она поет на все лады.
Зачем?
За что ей здесь живется
Как в зелени садов мечты?
И кто она - средь этой гари?
Она - безумия портрет!
Но как ее ни нарекали,
Никто не даст прямой ответ.
Она-
во всем,
всегда и всюду,
Она - в затишьи грозовом,
И, если верите вы в чудо,
Поверьте ей: она не зло.
Она - не зло:
Она смеется,
Она смеется надо всем,
Зови ее - она зальется:
Она всегда навеселе.
И невозможное посмеет,
И постоянен ее смех,
Он как оливковые змеи
Лиан переплетает всех,
И, обнимающий растенья
Как любящий и нежный брат,
Он отрицает мои тени
И с ними заодно –
Меня.
12
Вечерний смог, туманный берег,
Печальный воздух не хранит тепла:
Оно ушло протоптанной тропою
В опустошение и сырость.
Под этим облаком свой гнев
Я прячу и хочу поверить,
Что страха будущего нет.
Зигзаги чувств свились
В клокочущий клубок
Нерв оголенных, воспаленных мыслей
Раздорно-красной яблочности глаз.
Наполненные кровью капилляры
Перебирают уцелевшие обломки жизни.
Все это зло-добро неразделимо,
Сливаясь в эмбрион перерожденья,
И дикость жажд, и бред метаморфоз
Вновьвосхождения к вершинам
И нисхожденья к прозе жизни.
Мир закипает, возрождаясь,
Глаза его полны тумана,
Удушливого смога
И неясных чувств.
11
Мальчишка!
Не запнись о ветер,
Когда бежишь от скуки,
Греясь под дождем,
Скользишь на пятках,
Проклиная грязь,
Твоя одежда - в дырах,
Дыры свищут и говорят,
Что ты - миллионер.
Да, ты богат!
Богат невыразимо:
Безмерен капитал,
Неисчислимый
В эквиваленте золота, дензнаков,
Захватанных трясущеюся старой
И бесконечно алчной пятерней.
Да, ты богаче тех,
Кто в лимузине
Везет свой обожравшийся кошель,
Склероз одолевая,
Эмфиземой дыша,
Листает каждый день свои дублонцы
И, пряча череп в тень, боится солнца.
Не злись на ливень -
Тот, что шпарит ребра
И молнией сквозит как грозный Бог,
Не злись:
Быть этому недолго –
Наступит сушь,
Тебе предъявят счет
За новые и новые заплаты.
И завьется пыльное облако,
Окружит тебя потной ордой,
Ограбит тебя, лопуха-богатея,
И обесточит славой дурной.
Возя лягушек по вонючей тине
Фенольной лужи залпов производства,
Пугай хоть рыбу, что еще не сдохла
От астмы, аскарид, пороков сердца.
Дивись соображенью и искусству
Астрологов и мудрых астрономов,
Что умудряются увидеть звезды
Сквозь серный дым,
Сквозь слезы,
Слепоту.
10
Зарею ночка расцветает
И, обращаясь на Восток,
Дневись, безликий горожанин,
На то, к чему ты так жесток!
Игра твоих воображений
Убога, взгляд, увы, безлик
От скопища перерождений,
Лишенных городом молитв.
Пружинным миром заколдован,
Тик-так, считая трудодни,
Футляр часов - твоя утроба
И нервный маятник души.
Дневись, безликий горожанин,
Дневись не скрежетом замков:
Забудь о том, кто самый крайний
В теснинах мыльниц-городов!
Туман и газ, асфальт и мрамор,
Стеклобетонный стиль,
И немила для сердца радость
Чугунной красоты;
Тяжелый ум, одетый в кожу,
Стремится мир закабалить,
Создав антимиры убожеств,
И веру сердца отравить;
Сомнений кровь течет рекою
Разлита ввысь до облаков,
И дух без веры неспокоен,
Отведав зло мятежных слов.
Дневись, безликий горожанин,
Вкушая яд во цвете лет,
Пусть лучше в сердце тебя ранит
Лесов неумолчный рассвет!
9
Встречая музыку рассвета,
Мелодий лета перезвон,
Нестройный и в зарю одетый
Сакраментальный полифон,
Встречая музыку рассвета,
Встречая воскресенье дня,
Прозрачен дух, воздушен глянец,
И в ожидании огня
Парит росистая поляна,
Встречая воскресенье дня,
Протяжно голосит восход,
Припевом вехи сна сгоняя,
Шумливо как весна идет,
Свои мелодии роняя,
Протяжно голосит восход;
Прелестная идиллия земли –
Поля покрытые глазурью
Птичьих трелей,
Поклоны солнечных молитв,
Замри же, наконец, и верь ей,
Наполнив грудь небесною лазурью!
8
Неслышной и невидимою тайною
Под шелест трав и говор насекомых
Спокойно растворяется сознание
Под синью вечера в тени темно-зеленой
Неслышной и невидимою тайною.
Звуки солнечных флажолет
Как шарики света -
Ослепительный искромет
Лета
Томного как тысячи глаз
Для нас.
Заведенный небом апельсин
Кружит тень сирени за окном,
Аромат вращает часы –
Жизни пахнущее кино;
Сиренево вянет закат,
Истомный запах зари,
Лиловые облака,
Фиолетом земля парит.
Во сморкающемся просторе
Тонут земные мысли,
И блаженное это море
Поглощает грязные числа
От незримых часов.
Наступает безвременье –
Мир беззвучия голосов
Молчаливого пения.
Слушайте,
Как поет тишина
Нежным плавным покоем,
Как ее глубина родит неземное -
Дивных эмоций пластику
И космическую фантастику.
Слышите?
Гул земной и души акустику
Наполняет волшебная музыка
Омовения теней,
Открывая пространство
Аллегорий
И царство откровений.
7
Ночь кодирует время в таинственность,
И оно крадущимся шагом
Уплывает в воинственно
Темноты нависшие скалы
Цвета газовой сажи.
Темнота въелась в веки болезненно,
И глаза изумленные
Забывают поэзии
Строки, днем оживленные,
Цвета матовой кожи.
Небо сжалилось, облачность сдвинув,
Словно горстью звезды рассыпав,
Прямо над головою кинув
Куски сахарной глыбы
Клином.
Млечный Путь, наконец-то, проснулся,
Мрачный код сам собой разрешился,
И растаяла призрачность шифра
Будто черная плоть моллюска.
6
Ты идешь по дороге облитой
Изваянием лунной тени,
И неровностями гранита
Стынет лава дневного смятенья,
И прохлада ночи навевает
Мелодию тихой песни,
И серебряной кровью стекает
Нить гармонии поднебесной.
Ты идешь по дороге увитой
Мелкой вязью дневных сомнений,
Разлагая как призма инстинкты
И порывы своих побуждений,
И прохладою ночь напевает,
И гармония шлет кудесниц,
И магнитная буря стихает,
Открывая ступени лестниц.
Тихо следуя лунным магнитам,
Очищающим вожделение,
Шаг за шагом оно стремится
Перестать быть грехопадением,
Ты листаешь лунные тени,
Звуки гаснут в безмолвности,
Застывая в напевный
Рельеф всеусловности.
5
Любовь и сон несовместимы:
И ночи тяжкие как стон,
И дни скучны невыразимо,
И странна жизнь, когда влюблен.
Любовь - пора для откровений
Замкнутых на осенний круг,
Иная жизнь без приключений
Ползет как полуночный плуг:
Иная жизнь, иные нервы,
Иные гены - без любви,
Иной от страха рвется первым,
Иной трепещет:
Помоги!
Как полуночные литавры
От настроений роковых
Пришли шекспировские мавры,
Но мысли обуздали их.
Любовь и месть несовместимы:
Кто нелюбим - всю жизнь гоним,
От первых дней и до могилы
До ям, разверзнутых как дым.
Летящий дым похож на нимбы:
Их принимая за святых,
Идя на дым, проходишь мимо
Всех откровений золотых.
Алмазы в полуночной пашне,
Где плуг описывает круг,
И лунный свет как-будто с башни,
Чья тень захватывает дух,
И блеск алмазов нестерпимый –
Луны сверкающие рты
Зовут, а ты проходишь мимо
И жжешь к любви своей мосты.
4
Твой гневный шарм окутал мои ветви –
Сиреневое облако тебя,
Озонов аромат его моментов,
Прерывистые молнии слепят.
Сиренев миг отчаянного лета,
Нечаянна полуночная мгла,
Открыты мне янтарные заветы,
Сиренева их жгучая зола.
Как бесконечен дождь моей молитвы,
Как бесконечно истовы слова,
Сиреневыми тучами залита
И янтарем заполнена земля.
Ты - бесконечный дождь молитвы лета,
Ласкаешь бесконечностью меня,
И капли как янтарные заветы
Бегут по коже, мысли сотворя.
Твой гневный шарм окутал мои листья,
Сиреневою кожей шелестя,
Свернулись как папирусы молитвы
И беспрестанно чудеса творят.
Янтарный свет и свежий запах молний,
Сирень твоих отчаянных угроз –
Ты источаешь огненные волны,
Влекущие меня в пространство грез.
3
Это тело во власти эротики,
Когда мозгом владеют мечты:
Парадоксы мысленной логики
Накрывают одеждами стыд.
Небом полнится мир огромный,
Но Вселенная так мала,
Когда тело жгуче и томно
Раскаляется добела.
Одуряюще пахнет озоном,
Предвещает дикий разряд
Монотон огнеземного лона –
Электрическая змея.
Облака сминает в морщины,
Разрывая молнию женщины,
В рок-н-ролл обращая мужчину,
Со случайным болидом смешанный.
Стратосферы прочь покрывало,
И, открытая звездным лучам,
Нагота наготу источала,
Знойным шквалом мелодий звуча.
В оглушительном ритме рапсодии
Затонул тихий голос цикад,
Пароксизмы одной преисподней
И блаженной сомнабулы яд.
Покидая остывшее тело,
Улетают, оставивши мощи,
Души выпущенные из жерла
Безгранично бушующей ночи.
2
О поцелуй!
Волна истомы
В грудь накатила изнутри,
Мгновенно захлестнула горло,
Глаза наполнив влагой брызг.
Влечение.
Оно как море
И как игра больших стихий,
Как зыбкость безграничной формы,
Непостоянный мир,
Волнующийся мир
И мир волнующий как сказка,
Но это правда
Страсти самой первой
И той любви,
Что память бурной пеной
Захлестывает, наполняя
Глаза безудержною влагой слез.
О поцелуй!
Как чаша без краев
В глаза бездонно смотрит море,
Блаженны ярости простора,
Но чувств стремителен
Закат.
1
Я не искал симфоний в прозе,
Я не искал новеллы в звуках,
Не веря в шлягерную моду –
Остов гармонии без чувства,
Где слово самоподношенья –
Остов печальной кобылицы
Без глаз,
без мук,
без вожделенья,
Гремя костьми вперед стремится.
Но птица Феникс,
И ковчег,
И этот дивный Человек
Из Назарета.
Рок-н-ролл –
Тринитрозвукотолуол.
0
Сердечная боль падения в пропасть
Вездесущего небытия –
Это агонии три вздоха,
Последних мгновений змеиный яд,
Это взлет короткий мучительно
С полосы короткого века,
Это уход из жизни стремительный
Драгоценного человека.
Сердечная боль
Живет во мгле воспоминаний
О душах,
Ушедших за пределы познаний
О свете и тьме.
Они приходят во сне
И говорят с живыми
О парадоксах грядущих дней
На языке воскресших теней
Словами немыми.
Магия слова -
прозрачный души удел,
Магия слова -
слиянье вне плоти
разума тел,
Магия слова -
пронзительной мысли
рассвет,
Магия слова -
это гроза
ослепительных лет.
Магия слова -
это не волглая лесть,
рамбы поющая
в чью-то глубокую честь,-
дифференцированный подход:
этот ударит,
этот подальше пошлет.
Магия слова -
это не клевета –
та, что гвоздилищем душ
слывет без стыда,
с посвистом их вгоняя
в крест
или сгибая,
ломая,
бросая их в кипяток.
Это месть.
Магия слова -
противница мести и зла,
Магия слова -
простой ритуал добра,
Магия слова -
мать мысленной красоты,
Магия слова -
это скольженье мечты.
-1
Водоворот песка,
Песчаная воронка,
Затянутое горло из песка;
Сквозь выжженное небо
Смотрит солнце
В горнило, Втягивающее века;
И времени песок –
Он обжигающ,
Он жарит пятки
И струится с плеч:
В нем зарево
Сгоревших лет пожарищ
И люди,
Не успевшие сгореть.
В нем времени стекло -
Сумей взглянуть
В завесы тайн
Сквозь горсть песка,
Расплавь его
В прозрачную струю
Мгновений, иссушающих века.
Мгновения струятся как песчинки
Сахары, иссушающей века,
Власть пыльных бурь
Замешивает звезды,
Вздымая взвесь песчинок в облака.
Мгновения –
песок,
песок,
песок,
Водоворот песка в горниле Времени,
И Неизбывность Сути на Восток
Несет,
как пыльный вихрь несет
Ветер, замешанный на кремнии.
-2
Иссеченная плоть багрова,
Каплет кровь,
Застывая осколками рубиновых слез,
Западая в души песчаных телец,
Поднимая их до печальных небес,
Рассыпая их в пригоршни грез
Стынущего пространства –
Алогичного царства
Беззакония и суеверий.
Рай потерян:
Да! Он в небе!
Нерв земли пустой.
- 3
Твои глаза - пустынный злак,
Горячих камней пустота,
Они совсем не видят зла,
И чувственная острота
Им чужда как печаль без дна.
Как полдень на твоих часах
Восходит око без ресниц,
Как айсберг в желтых небесах
Слилась миражность твоих лиц.
И полночь на моих часах.
Разломан вдвое циферблат
Пространством света многотонным
И темью ночи монотонной;
Людские души и тела –
Их тени на песке огромны,
И миражи небес бездонны:
Как айсберг - чаша из стекла.
Песчаность тенью истекла
И виражи стекла безмолвны:
Песок расплавлен монотоном,
И мир - как чаша из песка,
Как порох нервов оголенный
И для земли незащищенной
Укрытье - магма из стекла.
Прозрачен новый циферблат,
И кремний отвердевшей чаши
Не скроет одинокость зла,
Чей лик не так уже и страшен
Как смерти раскаленный знак.
В твоих глазах расцвел оазис
И, где зияла пустота,
Слезою засветилась влага,
И желтый цвет печальных гамм
Сменила радужная радость.
- 4
Я, парадокс из парадоксов,
Морозный жар и летний снег,
Сон-фаэтон, карета Солнца,
Весь день сгоравшая в огне.
Под голубою крышей неба
Огонь густеет как желе,
И взгляды, стынуще от гнева,
Теряют бесконечный свет.
Сожженный день, потухший вечер,
И мир внезапно опустел:
Слепая тень не ищет встречи
В миноре сумеречных дел.
Я вяну блюзовым бессильем,
Когда в уме сквозит мольба,
На фоне оргий меркантилья
Сгореть дотла - его судьба.
Пусть полночь свяжет мои муки
(Я ими полыхал во сне),
Навея образы и звуки,
День нарисует на стене.
Я буду здесь и буду где-то
Блуждать в плену ночной тоски
Истошно блюзовой кометой,
Бросая плеск души в стихи:
О волны гаснущего чувства!
Мне просто грустно, очень грустно,
И в ожидании рассвета
Я буду вновь искать ответа
На парадокс в квадрате блюза.
Ответь мне, тягостная муза,
Когда в ночи под тенью чувства
Мне просто грустно,
очень грустно.
-5
Костры под полночью пылают,
Сжигая выцветший наряд
(Она ушла, она сгорает)
В огнищах выстроенных в ряд.
Прошедшие сквозь желтолетье
Гирляндами страницы книг,
Однообразные соцветья
Во мгле напоминают дни.
Старея на глазах мгновенно,
Остатки солнца пляшут в полночь
В иссиня-рыжих языках,
В иссиня-рыжих языках,
И лето тенью откровенной
Одежды сбрасывает в прах.
И вера в страх
Как пепел всюду,
Горение листьев –
Сожженное лето,
И будут гаснуть
Светлые мысли
Во тьме запретов
Вето.
- 6
Дым плоский как дракон
Над жаром стелется
И обвивает пламя чешуей
И желтизны лицо осеннее
Косматою кровавой бородой,
Взгляд рыж и огненн и шевелится
В густеньи воздуха химической ночи:
Во все это не верится, не верится,
И все эти видения - ничьи.
Они - опавшие соцветья
Мельчайших радостей земных,
Веселые мгновеннолетья –
Прости, осенний ветер, их.
От пепелища к пепелищу
Невольно взгляд сочувствий ищет
В остатках смелых откровений,
Что не сгорели, а взлетели
Над этим каверзным огнем
Жестоким рыжим,
Жестоким рыжим:
Он мысли дерзкие пожег
Игрой престижа
Игрой престижа.
-7
Все глубже вхожу в мысленный Север
И губы ищу в сочувственном небе:
Метели объятий, холодный кошмар,
Морозное сердце и - тишина.
Все дальше и дальше чувственный май,
Персики губ и причудливый край,
Где бархатистейший аромат
Вкушал мой слух и пил мой взгляд.
И перламутры весенних теней
Наинаивнейших откровений,
Июльской ночью вбирающих росы,
В ярчайших одеяниях. Осень
И последние вдохновения
В красках опавших лиственных теней.
Я ухожу в мысленный Север,
Чтобы найти сочувствие в небе.
-8
Тупы и остры противоречия
Недочеловечия-перечеловечия,
Парадоксы премудроречия,
Аксиоматика просторечия:
Богатство и бедность –
В одном кошельке,
Упорство и леность –
В одной руке,
Радость печали в обычном взгляде,
Жизнь - полюса, которые рядом,
И поцелуя тихий разряд
В мир неделимый на рай и ад:
Соседи - ангелы и черти,
Любовь соседствует со смертью.
Все смешалось - земля и небо,
И жаждет каждый любви и хлеба.
Чьи-то идеи - стекло и сталь –
Устремлены в небесную даль;
Зло, заодно движась по кругу,
Наводит путы душевных смятений,
Но есть же где-то пространство для чуда
Великолепия вечных мгновений,
Где Фауст крикнул:
Остановись!
-9
Сомнабулизм.
Холодная Луна
Льет свет на ночь
Скромна, электроока,
Так вязко флегматична и бледна,
Навеивая тихий пафос строкам.
Живую мысль окутывает лед,
И застывает форм искрящий пламень,
От суеты, створаживая гнет
Как страж суровый, замирает камень.
Король вопросов "Есть ли смысл жизни ?"
Искал ответ у мудрости Софокла
И, не найдя, вернулся к Еврипиду,
Пугаясь Ахиллеса и Патрокла.
И тени этих призраков могучих
Светились будто сталь меча Дамокла,
И Одиссей стремился на Итаку,
Где мужа ожидала Пенелопа.
-10
Тень пирамид и дельта Нила,
И призрак вечного вчера
У фараоновой могилы –
Во власти силы Божества.
Облаченный прохладой эфира
Ра всемогуще правит всем миром
И разноцветит темное пламя,
Где Юлий Цезарь горит кострами.
Слух заморожен холодным эфиром,
Гай Юлий Цезарь простился с миром,
Дым поглотило голодное племя,
Они вандалы - пришло их время –
Среди белого дня
Кандалы видеть ночи
И, седлая коня,
Разнести его в клочья.
-11
Красный от пламени, гордый как демон
Он завершает тихую эру,
Черный пепел мешая со снегом,
Вандал утверждает, что стал Человеком.
Печати. Темный огонь в глазах,
Где никогда не была слеза.
Долгая полночь. Черные розы
Замерли в неискренных позах.
Гай Юлий Цезарь. Костер в мозгах.
Жизнь. Парадоксы и тоска.
Лоб, опечатанный строгостью ценза.
За цифрами лба - бессознание. Бездна.
Дышит кора под крышей железной,
За числами дня - бессознания бездна,
Под звездами лба - отрицания логос,
В тумане ночном - вандалический фобос.
Копоть и снег покрывают знамя,
Жертвенный век хоронят словами.
И Рубикон, пересохший с миром,
И Евфрат, перекрашенный тигром.
-12
Два огромных бельма, облаченных в глаза,
Смотрят в Ближний Восток, и струится слеза;
Наполнитель болот, повелитель грозы
Обрекает полет, разрешая ползти.
И в трясинах теряют лихих скакунов,
До гортани срываясь во тьму грязных слов,
Слыша блеянье стад, звоны колоколец,
На каракуль-парад гимн поющих овец,
Безнадежно слепых и поверженных ниц
И больных от испуга зарниц,
Белых в темной дали от покорной земли;
Как мгновенья зари полыхают огни.
Бледно-серая лава взошла на золе,
И кочующий саван растянулся в земле,
Словно демон лукавый держит спицы колес,
Не давая права сдвинуть обоз.
Белооблачный дерн, гены льстивой строки,
Алогичность и вздор изводят листки;
Жирные пятна хвалебных речей –
Это преданья о звоне мечей.
-13
Края листа остры,
он может ранить,
Разрезав реберную голь:
Он чинит гильотину струнам барда,
Востря неистовый топор;
Но тупость топора,
она безмерна:
И вора и безвинное дитя
В могилу готова отправить
Топорность целлюлозопалача –
Необъявленная война
И великих речей обман,
Где обычный троянский конь
Заменяет Священный Трон
И дубовые плахи столов
Назначает для рубки голов.
Песнопений печаль,
Знамения,
Прах и тлен ждут погребения,
Красный призрак - Вандал Московы,
Где дружины князя Донского
По раздолию Куликова
Поля бились на жеребцах
С красным -
Демонами безвременья,
Омерзения, озлобления
В грозовых облаках.
Вердикт бумаги виснет белой тенью
Как горький силуэт дебелой мглы,
Лениво окружая жертву
Бессмысленным объятьем пустоты;
Удушенное откровение,
Грызя бумажные углы,
Ушло в другое измерение
От тупости и остроты,
Где в свете медленном
и верном
Коллаж немыслимой мечты
О мире буйного цветения
Засеет вакуум пространством
И вынет нас
из
пустоты.
- 14
Каноны и противоречья
Жестоки. Молохи идей
И Пирр богатством красноречья
Не возвратят былых людей –
Для этики Альтернатив.
Раздора яблоко и похоть,
Интим без тайн и сокровенности,
Истолкований плоский хохот
Как плотская печать двумерности –
На этике Альтернатив.
Ограничение пространства
В убогий сдавленный мирок,
Задымленный пустым жеманством
Висячий белый потолок –
Над этикой Альтернатив.
Взорви гнетущие пустоты
И выпусти смешений жар
И миром насели широты,
Так зло урезавшие даль,
Поэзия Альтернатив.
-15
Его глаза от мракобесья
Зрачками словно решетом
Просеивают междолетья,
Рождая мир кошмарных слов.
Живые маятники-лица
И трупы висельников лжи,
Глаза им выклевали птицы,
Но кое-кто из них ожил.
Глаза иные в подземельи,
Зрачки в сырой мерцают мгле,
И темный голос варит зелье
На слов невидимом огне.
Горели отзвуки прощально,
Гортанно призывая вниз,
Как-будто каркая печально
О будущем прекрасный миф.
- 16
Если гений родил суету
И преставился в суматохе –
Он ушел в кромешную тьму,
Чтоб не видеть горя сполохи;
Где сгорают храмы во гнев,
Где рабы обращаются в деспотов
И глухими мажорными всплесками
Отмечают праздники песнями
О нелепом и страшном огне.
Там ломали кости на дыбе,
Вырывая клещами язык,
И немые от горя выли,
Пожирая пепел от книг,
И багровый язык в бреду,
Конвульсирует жизнь в песок,
И точащий флюиды цветок
Орхидеи увил сапог,
Что кровавит тени в мозгу.
-17
И Голова отвечает
На тяжесть земных парадоксов,
И свет Луны освещает
Глыбы вечных вопросов:
Дилеммы как янусы
Застыли безгласно
Двуликостыо казусов
Печали безвластной.
О Небо! Ответь же, Небо,
Что на Земле сотворится,
Когда от простой дилеммы
Сознание раздвоится?
И Голова! Она в миры иные
Мгновеньем ока готова умчаться,
Предчувствуя желания шальные
Спалить ее на паперти пространства.
Закручены в спираль костры галактик,
И миллионы солнц взирают с неба,
Что на Земле теоретичный практик
Осуществляет с атомом и хлебом.
И Голова идущих перелетай,
Подобно беглым детищам прострации,
Меняет гены для иной планеты,
Внимая сны, могущие взорваться.
-18
Холоден мертвый язык,
Слова и звуки пустые,
Остался надсадный шум
И голая Голова.
Шлепанье полых губ,
Глаза стеклянно иные,
Погасло дыханье,
Остывшая Голова.
Серые веки, застывшие над глазами,
Потухшая одутловатость щек,
Сиреневы губы с отпущенными уголками •
На подбородки уложена Голова.
-19
В чем отличье берета и шляпы -
Укрытий макушек,
Нулевых и громко блестящих,-
От фонаря и света дневного,
От зябких поветрий и кислых дождей:
Серые, черно-белые, сизые шляпы
Кружатся как роторы на ветру –
Камнем в погоду летят береты
Синие, красные, зеленые и твердые
Как панцырь стальных черепах,
Чужая кровь кормит пиявок,
Чужие болезни ожесточая:
Соседи стали совсем чужие
Как береты и шляпы.
Навигация котелка,
Ирригация потолка
В куски известки.
Соседи! Продайте весла!
-20
Голая песнь немоты
Вечно спешащих душ –
Это дремотный нерв
И колебаний глушь,
Ветер в сухих тростниках,
Парящий в оглядку,
Танец утопленника вприсядку
На илистом дне водоема;
Очи дверных проемов
И соцветия дна –
Это одна,
Это одна и та же
Сотканная из пряжи,
Вылинявшей донага,
Вечно спешащих душ
Голая жизнь немоты –
Это вы,
это мы,
это все,
Кто родился в тенетах,
Навеянных чьим-то заветом,-
Несбывшихся снов
Улов,
Набитое брюхо
Ухою мысленной чешуи,
Ухо слитое со стеною
И растущее из стены
Как розетка
На 220 V 50 Hz
Для утюга и пылесоса.
Телемоторы и радиовесла
Призывают надуть паруса
Новым энтузиазмом
Вместо старой астмы сарказма,
Вместо сиплой метели
Из холодной постели
Невзирая на тяжесть
Спасательного колеса.
-21
Архангелы и остолопы.
Как много в этом мире спеси,
Ежовых рукавиц и нежной кожи,
Израненной в избытке рвенья.
И в этой невообразимой смеси,
Где поиск просто невозможен,
Есть подлинные красоты мгновенья.
И Альфа глаз. Она манит,
Притягивая мысли как магнит -
Простой металл,
И взгляды - злато риз,
Мадонны лик - младенца глаз,
И первородный крик души -
Антиметалл.
-22
Дождь растекся по окнам,
Мягко струясь
Мелодией блеклой
Ласкающей взгляд,
Добрый блюз
По-осеннему грустный
Открывает двери в октябрь,
Где ни листьев, ни чувства
Во стволах патруля.
Звуки нежные и шершавые
Саксофонов и флейт,
Звуки гордые и усталые
Ожидаемых жертв.
- 23
Холодные струи дождя
Упрямо льются на темя,
Холодная дробь в лицо
Хлестких дразнящих капель,
Холодные муки мышц,
Сведенных тугой гримасой,
Холодные позывные
Бегущих по коже мурашек,
Холодные ощущенья
Свивают кольцо на горле,
Холодных сарказмов пена –
Порождение скуки,
Холодной унылой скуки,
Тоскливейшей серой скуки •
Льется седым дождем.
-24
Непогоды дьявол сорвался с цепи,
Черти ненастья гложут кости,
Архангелы несут на крыльях
Грусть небесной печали.
Серость и снова серость
Движет стены домов
Монотонно серой
Для огромных расстрелов
Стеной.
Хмурые окна
Как щели бойниц
Ощетинились остро –
Совсем одинаковы
Как сиюминутные сестры
В родстве серой крови.
Черти ненастья гложут кости,
Непогоды дьявол сорвался с цепи
И нахально явился в гости.
-25
Недруг-ветер,
чужое солнце,
холодный свет,
Панораму
стеклянной крошкой
жалит снег,
Студит,
вьюжит,
хладострастно
целует мороз,
И прохожий
в подъезд забился
словно от розг.
Макияж его -
жалкий румянец,
тусклый блеск,
Ощущения:
все смешалось
в холодный бред:
Солнце во льду,
свет на снегу
густеет как смазка,
Скрип дороги,
совсем непохожий
на зимнюю сказку.
Мороз - не артист,
к черту романсы -
это гротеск,
Погода жестока,
ее капризы -
всего лишь месть.
-26
Тонкостенны
черные тени,
Фоном блеклым
видится что-то
Беспристрастное
и неясное.
Голоса
у крыльца,
Каждый вечер,
когда стемнеет,
Ждущий встречи
надеждой тлеет.
Ночь на диво светла от снега,
Темно-белое небо
как топленое молоко,
Далеко
светит томный фонарь,
Жаль,
Прощается пара влюбленных
лаской скромной.
Ночь на диво светла от снега.
Омега.
-27
Кто-то вышел из тени
вдаль
И ему мгновений
не жаль:
Верно тратит,
зная на что,
И не плачет
хоть нелегко.
Дни бегут
как огни в ночи,
Жизнь коптит
как пламя свечи,
Дай-то Бог,
чтоб сгорела она
Миру впрок
и дотла.
Ты все ждешь,
когда поймут тебя,
Ты идешь
по снегу января,
В голове -
одна сумятица:
Эх,
скорей,
родная пятница!
Параллели-акварели,
Зимний свист
одной свирели;
В зимних окнах
виды блеклы,
В зимних окнах
виды мертвы.
Белизна -
почти одномерность:
Анабиоз
и холодный жернов –
Белый хохот.
Зима смеялась,
Скрежет металла в гримасах лиц,
Жажда огня
(Хоть самую малость!)
Превратилась в идею фикс.
Ветер пространство рассекает,
Им бульвар на проулки разъят,
Его злющие иглы стаккато,
Обжигая,
во взгляды летят.
За углом
в конторе
картечью
Управдом любезности мечет,
И его не остановишь,
не задобришь,
не запомнишь.
-28
От лестничной клетки к чердачной постели
Идет бетон молчаливых ступеней,
Угол двух каменных плоскостей –
Столкновение двух идей.
Ступеньки идут к прохудившейся крыше,
Карабкаясь выше,
выше
и выше.
Над крышей, однако, им не подняться
В силу естественной гравитации.
Стропила булыжные - это не стропы –
За крышей мира их ждет катастрофа.
Мыслят чинуши ученого вида:
Как бы ворваться в истории книгу?
Задали хоть бы вопрос парашюту
(Книга истории - это не шутка!):
Можно ль с крыши сигать в миры,
Если миру не до игры?
Можно ль перила красить белилами?
Или собраться с мыслями, силами,
На отпечатки кровавых пальцев
Глядя,
думать:
Что будет дальше?
-29
Кто строит жизнь из воздуха и дыма,
Вращая вектор пыльной суеты,
Вращая крылья, и доходный стимул
Его стремглав проносит мимо
Его отчаянной мечты.
Кто строит жизнь из россыпей песчаных,
Их смачивая розовой водой,
Построит может быть прекрасный замок –
Но буря унесет его долой,
Песком заполнив долговую яму.
Кто строит жизнь из тихого питья,
Сосудами свой разум окружая
И взгляды равнодушно погружая
В стерильную посуду для мытья –
Он видит втрое меньше, чем судья.
Кто строит жизнь из глины и самана,
Навозом кроя закрома,
Мочой залечивая раны,
Опустошая выгребные ямы –
Помрет как истинный гурман.
Кто строит жизнь из помидор и бревен,
Достаток в сытом доме назначает,
Детей своих печаль не замечает,
Ничтожной лаской им не отвечает –
Он ожиреньем чувств смертельно болен.
Кто строит жизнь из кирпича и мрака,
Предполагая мрак заполнить шлаком –
Он не учтет мутанта. (Пьяный трактор,
Заливший в бак чистейший самогон,
Развалит все, набрав слепой разгон.)
Кто строит жизнь из стекол и бетона,
Боится анонимщика и вора,
Хотя он сам - конторский мастодонт
(И в страхе держит весь почти что город).
Лет в пятьдесят инфаркт его возьмет.
Кто строит жизнь из чугуна и мрамора,
Монументально выделяя главное,
Ему при жизни ставят монументы
И клеят золотые позументы.
(А после смерти поднимают хай,
Что всех он переехал как трамвай.)
-30
Кого удивляет смысл древних сказок –
Деяний жизни, сложенных в стихи,
Как мясника портрет Прекрасной Дамы?
Он видит в нем лишь постные штрихи
Забытых игр воображенья.
Его анализ потрясающ,
Прост:
Красота наизнанку –
Красота внутренностей –
Внутренний смысл.
Его мозг
Хочет быть ближе к телу,
Его мысли удовлетворит
Информация о цвете внутренностей
Красоты облеченной
Даже
в шведский мрамор
или гранит.
Пусть красоте величие пророчат
И сентименты пишут до зари
(Седой мясник наутро опорочит
Тем красоту, что у нее внутри.)
-31
XX век. Траншеи. Дымно.
И жертвы чередою длинной,
И огнедышат жерла пушек,
И кто-то хочет жизни лучшей,
Другой бранится непристойно,
А третий дышит неспокойно.
И гром гремит в тех куполах,
Где правит неуемный прах –
Яд отрицания души.
Вандал себя сгубить спешит,
Воздвигнув башню из стекла
На месте замка из песка.
Шлет молнии голодный мозг
И ловит отголоски гроз,
Среди стеклянных пелерин
Глотает он табачный дым,
В грязи помпезный балдахин,
Бумаги, формулы, стихи.
-32
Мозг - не служитель нагих поцелуев и безголовых хором,
Он освящает почти круглый череп, кубы образуя в нем,
От мелких (вроде кристаллика соли)
До крупных (размером с магнитное поле).
Антистатика красноречья
Разряжает их бесконечно,
Сила воли преображает,
Неумение искажает
Их в пустые могилы
Силлогизмов унылых.
Эти вместилища пыли скромно
Обутые в кожу кресел,
Одетые в фолианты законов,
Вид их строг и торжествен.
Эти стены - теснины из кож,
Сановная утварь столовых,
Отражает лица вельмож
Блестящая тьма полировок.
Зачем ты пришел сюда, просящий?
В надежде на синий огонь полена?
Раздутые щеки Вверху Возлежащих
Не выпустят душу из плена.
-33
Пространство поля.
Бездорожье.
Устоев жизни
многоножье.
Затоптанное
море битвы,
Где льются крови мегалитры.
Никто усталый,
понурый некто
Бросает на съеденье человечье
Открытое ветрам нагое сердце
Какой-то жертвы немого стука.
И сожаления - ни звука.
Остервенение.
И приступ злости
Ломает кости.
Взрывает печень
фугасом речи,
Приготовленной заранее.
Дознание,
Признание -
плевать на отрицание:
Все будут крайними,
и чувства давние
Окаменели в изобилии
уныния.
Прости меня за дерзкое ворчание,
Отчаянье
молчания.
Молчание иное -
глас безгласности,
Непредсказуемость опасности
Таящий в сумерках.
Нет, все не умерло.
И пеплом мажется личина стражника,
Чтоб стать невидимой.
-34
Следствия имеют причины.
Причина-следствие - это аннал,
Заговоривший через полвека
Судеб истлевшим листкам Трибунал.
Анонимный абсурд и предательство –
Априорные доказательства
Против ведьм двадцатых-тридцатых,
Чернокнижниц сороковых
И колдуний пятидесятых.
Ведьмы не ходят пешком –
Ведьмы летают.
Они не столь безобразны –
Скорее молоды и красивы:
Необузданно,
Дико до бесчинства,
Недосягаемо
Как дно пропасти –
Это вечно юное совершенство
И есть ни что иное
Как колдовство
Естества.
У ведьм иных - кошмарное прошлое,
Но, приколдовывая внимание,
Эти чудовища отбрасывают все пошлое,
И каждый их жест - суеты отрицание.
Как не поверить в это раскаянье?
Все и поверили в это раскаянье,
Но Трибунал пещерным хохотом
Взорвал покой и тишину развеял
И, красоту порушив грохотом,
Страх примитивной мистики посеял.
-35
Аритмия блокирует сердце мерцательной тьмой,
Суля неизбежной смертью единственный жизни покой Местью страшного века зазвучал тон судьбы
И уснувшие жертвы непосильной тропы.
Жаждущие крови осатаневшей мечты
Слова-минеры готовы взорвать худые мосты
Через болото, жизнь в котором смерти подобна,
И удовольствия всех живущих истинно скорбны.
-36
Холодный сутенер справляет дело,
Меняя плоть на деньги исподволь,
И терпко офранцуженное тело
Мужей колдует словно древний тролль,
Клеймя и обожая проституток,
Их парфюмерию и благовонь,
Они не принимают шуток
И льют на головы простой одеколон.
Горячих сутенеров столь могучих,
Что не считают вражеских голов,
Тревожный знак "Спасите Наши Души"
Посадит вмиг на боевых слонов.
И, призывая всех мужей, ретиво
Хватать за рукоять разящих кирк,
И пятой из колонн непобедимо
Все также правит царь Эпира Пирр
-37
От сумасбродств татуирован разум,
Врачей табуированная связь
Уходит в волны дикого экстаза,
Цветенье мысли - в лагерную грязь.
И ей укрыты корни интеллекта
От вездесущей химии карателей
(Соавторов больших проектов
И виз бумагоколдователей).
Жаль, Сумасброд, не знает всех таких же
(Плюющих в кольца язвенного пня),
Но кольца разума все ближе,
Как нимбы от огня звеня,
Они - взамен поношенной подковы,
Они летят изящно и искристо,
Летят зовуще по пути прямому
В мир интеллекта и нонконформизма.
-38
Друг на друга громоздятся слова, образуя пирамиды фраз
Во славу бальзамированной мумии в мраморном саркофаге,
Усыпанном рубинами колких звезд,
В ночи хранит его сфинкс архивной бумаги.
Все одинаковы пред неизбежностью,
И смерть не млеет перед знаками отличия:
Будь добрый, будь он злой, его все то же ожидает –
Печать, сомкнущая уста, и плач обычая.
Залежи бывшего золота на свалке истории,
Бесконечных лет череда полнит сундуки,
С белых страниц гороскопов бесчисленными зрачками
Умерших чувств смотрит обычная жизнь.
Любопытные лица девушек вопрошают:
Что там слышно за монастырскими пределами стен,
За прямыми углами келий, за слоями известки,
Из-за белого покрывала постели, холодной как снег?
Там за стенами на огромной лужайке
Пришел торопливого времени непонятный цвет,
И глаз торопливого цвета в поисках мечется
Реабилитации перевернутых чувств и жертв.
-39
Белый простор.
Это не снег.
Это бескровной пустоши век.
Это кровь без красных телец.
Это облачность вместо небес.
Это безвременья вечный почет.
Это пространства туманный лед.
Черный простор.
Это не сажа.
Это надгробия жуткая фраза.
Это беспочвенной грязи навет.
Это бесчестье жестоких лет.
(Оправдание и почет)
Закопченный пространства лед.
-40
Аппарат щелкнул затвором,
Линию памяти не спеша
Затянув в узел скромный
Без разговоров,
Без дальномера
И экспонометра.
Один
Девять
Восемь
Четыре –
Иероглиф
Газовой сажи
На белоснежном
Листе бумажном.
Угол съемки неизвестен.
Неизвестно каким боком
Чудодейственный фотообломок
Вылезет в памяти этого века.
Он был углем в снегах времени.
Черные звезды молочных небес.
Негативы мгновений,
Несочтенных
Никем
Бед.