Сам собою недоволен,
сын туманов
и дождей,
с онемевших колоколен
сыплю скверну
на людей.
И парит она в пространстве,
поражая в бровь
и в глаз,
вот такое хулиганство,
не халифом
не на час.
Изрыгая матерщину,
насобачиваюсь
впрок,
у гигантского детины
рву свой малый
пирожок.
Убегаю в хату с краю,
чтоб тайком,
не на слуху…
Чепухою прикрываю
обращенье
в чепуху.
Пригибает спину ниже
трон
не сдавшихся высот,
пролетаю над Парижем,
как фанера, –
только вьет!
За грудиной безысходность –
вбитый кол
среди двора,
умерла стихопроводность –
тексты лезут
на-гора.
Стал Варшавский не вокзалом,
разобрали
старый путь,
скверны много оказалось –
ни отхаркнуть,
ни сглотнуть.
Мягко стелет нетерпенье, -
да придется
жестко спать…
Зря ввели во искушенье,
зря спугнули
благодать.
Зря посеяли надежду
под кислотные
дожди,
вечно – сбоку,
редко – между,
постоянно – подожди…
…Сброшен оземь,
упокоен,
сам себя во всем виня.
Кто-то снова недоволен,
с онемевших колоколен
сыплет скверну
на меня…