Я жил с музой, она приносила мне кофе в постель с шоколадным пирожным на блюде.
Я с ней ел, я с ней спал, и выделывал всякие-разные срамные штуки,
Но бывает конец всему,к сожалению, точно скажу я вам, добрые странные люди,
И приходят тогда сперва ревность, а потом угрызения совести муки.
Но - ушла навсегда, как шалава уходит от беспечного пьяного мачо
У которого вдруг на висках объявился седой волосок.
Дала мне расчет, упорхнула в окно, не взяв ни копейки сдачи,
И забрала способность состряпать хотя бы дешевый стишок.
А ведь были когда-то совсем другие деньки, и ночки признаюсь тоже.
Без штанов, но с блокнотом в атаки я дерзко бесстрашно скакал.
Как идальго Кихот, за музу свою мог заехать кому-то по роже
Если ее, дульсинеюшку, кто-нибудь вдруг, не подумав сперва,обижал.
Я жег рифму как Рим жег когда-то безумец и стихописатель Нерон,
Я пером словно шпагой вертел с вдохновеньем известного друга Атоса,
Я врывался в поэзию так, как в посудную лавку врывается бешенный слон
И у многих, у многих потом кровь текла из распухшего синего носа.
А потом я лежал, словно Пушкин сраженный бездушной французскою пулей,
Словно Блок я ходил за Христом среди кокаиново пьяных матросов,
Я критиков пламенных потчевал скрюченной скверною смачною дулей,
и себя предавал, как однажды папашу продал юный отрок Павлуша Морозов.
А сейчас я устал, я сижу с банкой пива среди городских непутевых созданий
Под персоной Мицкевича, что седеет уже сорок лет в голубином д... (добре)
Музы нет как и горечи нет от пришедшего твердого вдруг осознания,
Птицы мира не смогут такую же честь, как ему, подарить когда-то и мне.