Мудрые японцы говорят, что у камня есть сердце. Только бьётся оно в своём – каменном – то есть медленном – ритме. Один удар примерно в пятьдесят-шестьдесят минут. Не хочется рассуждать о том, как опрометчиво мы называем чёрствого человека человеком с каменным сердцем.
Я о другом. На моей книжной полке – сад камней. Биения сердец. Движения душ.
***
Вот этот камень похож на скалу. Или на часть горы. Он и есть часть горы Кольского полуострова – Хибин. Мне подарил его чумазый от угольной пыли шахтёр, когда мы спустились в самое сердце рудника, где стоял грохот отбойных молотков, - такой, что тишина наверху потом показалась непроницаемо-ватной.
В штреке, где вкалывал – а точней, откалывал куски руды от чёрной почти горы – этот весёлый парень, было очень темно. Светили только лампочки на наших касках (сейчас-то я уж точно знаю, что это была единственная шахтёрская каска, увенчавшая мою голову за всю жизнь, ибо других не предвидится. Хотя… кто знает! Ещё не вечер)). Вдруг луч как-то так скользнул по чёрной блестящей породе, что я увидела красную розу. Сфокусировавшись, то есть направив свет поточнее, я поняла, что к стенке прикреплена прозаическая обёртка от шоколадки. А на ней – яркая роза. И кажется она живой в силу
непредставимого контраста. Непредставимого, ибо ничего подобного мною никогда не было видано.
Что-то трогательное было в этом. И посейчас, когда беру в руки этот камень, вижу чёрные поблёскивающие каменные неровные стены, розу, сияющие глаза парня, выбравшего камушек мне на память.
Камушек, словно вобравший историю Кольского полуострова: в тёмно-серой породе – вкрапления крупнозернистого и мелкозернистого апатита. Первые похожи на крупные иглистые искры инея, вторые – на россыпь снежка в морозный солнечный день.
В моём саду камней этот камень лежит так, что снежная шапка – на вершине горы. На склонах – крупные вкрапления багрово-малинового эвдиалита, похожего на рубин. (Этот минерал встречается лишь в трёх местах нашей планеты, так что мне повезло. Четвёртое, можно сказать, место – мой сад камней). А ещё его называют, с лёгкой руки живших здесь в незапамятные времена саами-лопарей, «лопарская кровь».
Вместе с камнем Хибины подарили мне и красивую легенду. В средневековье саамские племена страдали от набегов скандинавов – чуди. Чудь на протяжении столетий разоряла стойбища, забирала пушнину, разгоняла стада оленей, убивала…
Однажды в большом сражении враги стали одолевать саамов, и те призвали на помощь своих духов. Духи завалили врагов камнями. Ущелье, где это произошло, называется Мёртвым.
А кровь саамов, раненных в этом сражении, застыла в камне. Потому и называется эвдиалит «лопарской кровью». В другом варианте той же легенды эвдиалит – кровь одного сильного богатыря, который победил врагов в смертельной схватке, а потом шёл по родной земле, истекая кровью, пока не умер...
Если у осколка Хибин из моего скромного сада камней есть сердце, много в нём живёт любви и боли, много в нём свёрнуто-сжато-сконцентрировано времени и пространства…
Но, с другой стороны, если эти мысли, эмоции живы, то где же они живут, как не в сердце камня? Стало быть, есть оно, есть…
Круг замкнулся.