Процесс пищеваренья бесконечен.
В пролетах белозубой темноты
Без церемоний - каждого на "ты" -
Съедает стен коричневая печень.
Под городским кварталом льется суп
Замерзших тополиных серых листьев.
В светлеющих фонарных белых кистях
Синеет неба вытянутых губ
Живая полоса. На дне осколков
Луны желтеет одинокий глаз.
Как вывернутый крытый цинком таз
Идет до мозга изгородь пригорков,
Стропил под черепицами, брюнетов,
Остатков и обмылков, кораблей,
Нечетных чисел и купюр нулей,
Красивых женщин, суповых брикетов,
Балкон держащих каменных атлетов,
Больных, чем только можно, карасей,
Страны великой этой выдох всей,
Предшествующий вдоху, пистолетов.
Сомнамбула по краешку прошел -
Не умер от седеющей истомы.
И как бы с каждым каждый мы знакомы,
И вроде бы на всякий день нашел
Плечо перетирающей упряжки
Название, границы и проект.
И каждый откатал себе проспект -
Кто на бумаге, некто - прям на ляжке.
Себя не бережет для лучших дней,
Жуя чуть розоватый чей-то хрящик,
Свобод гражданских пресловутый ящик,
Стоящий среди выбеленных пней.
Проснувшись и просунувшись в окошко,
Опять как будто чем-то удивлен,
Мешая чуть мерцающий бульон,
Сижу на подоконнике как кошка.
Под ним стоят какие-то христиане,
Над ним расправил крылышки денек.
И треплется журналом "Огонек"
Искрящий свет, идущий к обезьяне.