Жарким летом в восьмой палате -
Запах боли, лекарств и хлорки…
Здесь лежал старик на кровати,
Где теснятся подушки горкой…
Нет. Не получается в стихах – о таком… А написать – нужно. Этот трамвай не дает мне покоя. Давно стала банальной и заезженной фраза Тиля Уленшпигеля «Пепел Клааса стучит в мое сердце». Но в мое сердце все стучит и стучит трамвай… Трамвай Памяти.
Больничная палата. На кровати – старик, рядом с ним – немолодой уже сын.
Ночь. Июльская жара не дает уснуть старику, он задыхается, долго не может найти удобное положение… За открытым окном – тишина душной летней ночи, и только вдали слышен стук трамвая, завершившего свой трудовой день. Один за другим проходят вагоны мимо больницы… Вдруг старик просыпается в тревоге. Голос слабый, слов почти не разобрать… «Танки… танки вывезти успели?» Сын наклоняется к отцу: «Да, папа, не волнуйся… успели… Все успели.» Старик переспрашивает еще раз и, услышав ответ, снова уходит то ли в тревожный сон, то ли в забытье.
Сын молчит, и думает, и вспоминает… Он вспоминает рассказы отца, зампотеха 13-й танковой бригады Кантемировской дивизии, как вывозили танки эшелонами из-под огня противника, спасали от бомб и снарядов… Он думает о том, что трамвайный стук непостижимым образом трансформировался в помутненном сознании старика в звук колес поездов военной поры и вернул умирающего отца в сороковые годы – время его молодости.
А трамваи проходят мимо окон больницы один за другим… Все реже, все тише… «Спи, папа… Успели… Успели…»
Старик вскоре умер. Но стук трамвая не дает мне покоя вот уже больше двадцати лет. Он стучит в мое сердце.
Эту историю рассказал мой отец, сидевший тогда у больничной койки и державший слабую руку моего деда.
А стих – не пишется. Не находятся те слова, которые могли бы передать все, что случилось в ту ночь… Может быть, найдутся когда-нибудь. Но трамвай все мчится и мчится по моей памяти, и не будет ему конечной остановки…