Лежал после драки с пробитой башкой
На ржавой кровати районной больницы,
В сорока километрах от города.
Уже точно не помню названия места…
Медсестра молодая, прыщавая – Юля –
Колола мне хлористый от сотрясения мозга.
В соседней палате лежал один местный,
Еще не судимый, но руки – в наколках.
Мы пили с ним водку, когда доктора уходили домой.
Его привезли на жестоком кумаре.
Он был опиюшник, но не было мака.
Мы пили с ним водку и резались в карты,
Подруга ему приносила колеса и чай.
Он жил где-то рядом, в соседнем поселке,
Где вся молодежь поголовно кололась,
Где ценностью главной служил растворитель,
Реланиум и димедрол.
Мы пили с ним водку и, если кончалась,
То фельдшер Володя, за четверть стакана
И две сигареты, желательно, с фильтром,
Ходил покупать самогон.
А парень, с которым мы резались в карты,
Рассказывал мне о бессмысленной жизни:
Что он бы уехал и бросил колоться,
Но вроде бы девка его ждет ребенка…
И тоже торчит. И ему не понятно,
Чего она ждет, почему не ложится,
Чтоб сделать аборт.
Еще говорил он, что двадцать лет жизни
Провел он в поселке. И только однажды,
Еще пионером, он с матерью ездил
В райцентр к папаше в тюрьму.
Хотелось бы Город увидеть… да девка…
Да скоро сезон – нужно мака нарезать…
Да сколько той жизни… На пару уколов.
Родиться бы где-то не здесь…