Расправив смятый лист из нотной партитуры,
мой миленький скрипач, сыграй, я подпою.
Конечно, все прошло де факто и де юре.
Струна в душе дрожит, как камертон:
...люблю...
И скрипочка твоя рыдает. Ах, послушай,
как в полукружье дек, в конвульсиях души
прижатая к плечу, рвет сердце безвоздушность
касаний просто так. Огонь не потушить.
Пылает Амадей. Отчаянно. Прелестно.
И вторю я ему. Погружена в себя,
ты длишься, как коньяк. И сладострастна песня.
Но безразлична ты, не грея ,не любя.
Не слышишь ты меня. Трепещут занавески,
и сквозняком по полу, как тонкою пилой.
Раздельные слова вниз падают отвесно,
как бьет по нервам кран на кухне за стеной.
Дрожащий звук летит из горла граммофона,
и тает сахарок в стакане на столе,
и слоник на серванте глядит так изумленно
на кольца наших рук, и слышится:
- алле!
Как огнедышащ круг. Что ж снова с головою?
Но ты глядишь, прищурясь, сквозь сигаретный дым
и безразличье глаз мне говорит :
- Не стоит,
мы никогда уже с тобой не воспарим!